Гарри Тертлдав - Оружие юга

Однако, не все повстанцы поддались торжественности момента. Плечистый капрал, чуть левее и впереди Коделла, заговорил нахрапистым, нахальным тоном: — Ну, дядюшка Эйб, ты все-еще собираешься отнять наших негров у нас?

Это оказался Билли Беддингфилд. Коделл даже не знал, что он был снова повышен в звании. Вместе с тем, он хорошо знал, что у Беддингфилда, как и у большинства южных солдат, не было ни одного негра в собственности.

Беддингфилд, не стесняясь, заржал. Очень многие присоединились к нему. Линкольн стоял на ступенях Белого дома, ожидая, когда южане успокоятся. Когда они угомонились, он сказал: — Я стал президентом вовсе не с целью вмешательства в законы любого штата. И говорил об этом неоднократно, при каждом выступлении; самое большое сожаление в моей жизни, что вы южане, так и не поняли этого.

— Ага, а как же тогда «Прокламация об освобождении рабов»? — с полдюжины солдат крикнули хором. Вопрос был явно провокационным.

Линкольн не спасовал.

— Все, что я делал — я делал для восстановления Союза, когда он уже был разорван на куски. Когда я говорил о свободе — я говорил о свободе для всех. Если бы я думал, что надо оставить негров в цепях — в цепях бы они и остались. Какое-то время я считал, что наиболее лучшим решением было бы освободить только часть из них и оставить других в прежнем состоянии. Заметьте, что даже сейчас, я не вмешивался в законы тех штатов, которые остались верными союзу. А та прокламация, о которой вы говорите, была просто оружием в борьбе против вашего восстания — и я не жалею о ней. А теперь делайте, что хотите.

— Черт побери, это значит, ничего хорошего, кроме плохого, не так ли? — сказал Билли Беддингфилд. Опять же, некоторые из повстанцев рассмеялись. Но Коделл задумчиво почесал свою макушку. Он не знал, что думать. Значит, прокламация об освобождении была вынужденной мерой… Газеты выставляли ее в качестве отчаянной попытки разжигания восстаний черных против своих хозяев. Так и было, несомненно. Но если это был удар по правительству Конфедерации, а не против рабства как такового, как утверждал Линкольн — это, по сути, было обычной политической уловкой — и уловкой, принесшей много неприятностей конфедератам.

Федеральный президент говорил дальше:

— Лично я, ненавижу рабство, и все, что за ним стоит.

Надо было иметь изрядную храбрость, чтобы сказать такое перед аудиторией, с которой он столкнулся. Он позволил южанам покричать и обсвистать его. Когда они притихли, продолжил:

— Слишком поздно, я думаю, отменять то, что я уже опубликовал. Слишком многое произошло с тех пор. Но если только южные штаты вернутся в Союз, федеральное правительство полностью компенсирует бывшим хозяевам освобождение их рабов.

Теперь конфедераты уже смеялись громко и долго. Линкольн опустил голову. Коделл, как ни странно, чувствовал уважение к этому человеку. Тот, кто так сильно цепляется за свои принципы, не желая отказаться от них, даже рискуя полным поражением, заслуживает уважения.

Линкольн выпрямился во весь свой весьма впечатляющий рост. Его черный костюм соответствовал ему по всем параметрам; он носил его так давно и так часто, что казалось, сросся с ним.

— Если моя смерть будет способствовать восстановлению отделившихся штатов, я готов к расстрелу, — сказал он. — Если же союз не будет возможным, я не имею ни малейшего желания жить.

Это не было обычной риторикой. Глядя на отчаяние, казалось, изливавшееся из Линкольна, Коделл был убежден, что он выстрадал каждое свое слово. Но если он еще думал, что у федерального правительства есть еще шансы на объединение, то его искренность, как думал Коделл, была воистину напрасной.

— Некоторые из конфедератов придерживаются другого мнения.

Билли Беддингфилд начал поднимать свой АК-47. Коделл схватил автомат за дуло и дернул его вниз.

— Нет, Билли, черт тебя побери, — воскликнул он, — Это тебе не стрельба по безоружным пленным неграм.

Никто никогда не покушался на президента Соединенных Штатов. Коделл не мог себе представить ничего надежнее, что могло бы привести к последующей длительной вражде между США и Конфедерацией.

Беддингфилд повернулся к нему, нахмурившись.

— Он не не заслуживает ничего лучшего — все наши неприятности от него.

Он снова начал разворачивать автомат в сторону Линкольна. Коделл стиснул зубы. Бенни Ланг справился с Беддингфилдом достаточно легко, но он знал, что он не может сравниться в этом с ривингтонцем. И вообще странно думать о драке с человеком из своего собственного полка с целью спасения президента, против войск которого он боролся последние два с половиной года!

Но ни стрельба, ни драка не успели разразиться. К толпе солдат подбежал запыхавшийся солдат: — Масса Роберт, Масса Роберт здесь!

Коделл оглянулся. И точно, вот он Ли, верхом на Страннике. Толпа расступилась перед ним, как библейские воды Красного моря. Тот подъехал к основанию лестницы Белого дома.

Линкольн ждал его и казался бесконечно одиноким. Один из федеральных часовых начал поднимать свой Спрингфилд, но тут же был укрощен своим товарищем — в точности как Коделл укрощал Беддингфилда.

Ли снял шляпу с широкими полями из серого войлока и поклонился с седла Линкольну.

— Господин президент, — сказал он таким почтительным тоном, как если бы Линкольн был его собственным избранным лидером.

— Ну, видел? — прошептал Билли Беддингфилду Коделл.

— Заткнись, — прошипел тот в ответ.

— Генерал Ли, — сказал Линкольн, отчетливо кивнув. Он снова перевел взгляд с командующего конфедератами на солдат армии Северной Вирджинии, Его губы скривились в выражении, которое Коделл сначала принял за гримасу боли. Затем он понял, что это просто перекошенная улыбка. Линкольн вполоборота махнул рукой в сторону впечатляющего образа Белого дома за ним.

— Генерал, не желаете ли пройти в мою гостиную? Кажется, у нас есть о чем поговорить.

Он был весьма красноречив, когда обращался к солдатам. С Ли, его голос уже казался голосом торговца. Как бы приглашая поторговаться по поводу цены на картофель.

Коделлу тут же не понравилась такая хамелеоновская смена стиля. Но Ли спокойно сказал: — Конечно, господин президент. Я уверен, что один из моих солдат присмотрит за Странником.

Не успел он спешиться, как три десятка мужчин рванулись вперед, чтобы удостоиться такой чести.

Чернокожий слуга принес кастрюльку с кофе и две чашки на серебряном подносе.

— Садитесь, генерал, садитесь, — сказал Линкольн.

— Спасибо, господин президент.

Роберт Ли уселся на стул, жестом руки предложенный Линкольном. Президент налил кофе собственноручно.

— Благодарю вас, сэр, — снова сказал Ли. Смех Линкольна был переполнен горечью через край.