Дарья Плещеева - Курляндский бес

– Тебе усы еще сбрить, на лоб жемчужные рясны, щеки подрумянить – от женихов отбою не будет! – не удержался Ивашка, несколько озадаченный красотой бритого товарища.

Петруха замахнулся.

Их возня разбудила Шумилова, тот встал и вышел босиком на кухню.

– Хороши, – сказал он. – Вы с сокольниками о красных кафтанах уговорились?

– Уговорились, – ответил Петруха. – А все из-за него! Больно нужно было монашку выручать! И ходи теперь с голой рожей!

– Приедем домой, отрастишь веник, как у Тюфякина, – пообещал Шумилов. – Где Палфейн?

– Пошел к мартышкам.

– Скажи ему – я его нанял, пусть мне служит, а не мартышкам.

Шумилов вышел на крыльцо. Лагерь московитов просыпался. Конюхи, выведя лошадей, чистили их и мыли теплой водой, как полагается. Стрельцы с мисками потянулись к походной кухне. Пятидесятник Никишин, тоже босой, в одних портах и рубахе, подошел к Шумилову.

– А хорошо, – сказал он, потягиваясь. – Разбаловались мы тут, Арсений Петрович.

– Как государь говорит, делу – время, да и потехе час, Федор Савельевич. Что это?

Вокруг княжеского шатра как-то странно суетилась свита. Никишин побежал, на бегу махал рукой стрельцам, чтобы все шли к шатру. Шумилов постоял несколько секунд – и тоже побежал разбираться.

В шатер набилось немало народу. Шумилов протиснулся следом за Никишиным.

Князь Тюфякин лежал на перинах с перекошенной рожей, силился что-то сказать – и не мог.

– Кондрашка его хватил, – сказал Никишин. – Эй, Сенька, Митрошка! Живо за цирюльником! Кровь скинуть надо!

– А где он, цирюльник? – спросил Митрошка.

– Я те дам – где! В городе спросите! В замке у людей! Ну?!

– Пока они цирюльника приведут, князюшка Богу душу отдаст, – Шумилов внимательно посмотрел на толстое несчастное лицо. – Терешка! Ну-ка давай сюда мису какую ни на есть и засапожник.

Кривой нож-засапожник имел подходящее острие. Шумилов взял его, попробовал кончиком пальца и опустился на колени перед княжеским ложем. Обнажив тюфякинскую руку, истинно богатырскую руку, Шумилов решительным коротким ударом вскрыл вену на запястье. Черная кровь потекла в мису.

– Господи Иисусе… – прошептал Никишин.

– Полотенце дайте, руку замотать, – велел Шумилов. – Потом цирюльник придет, лекаря из замка позовем – они разберутся, что к чему. Вроде стакан дурной крови набрался. Больше, я слыхал, ни к чему.

– Арсений Петрович, ты где этому научился? – спросил изумленный Никишин.

– Нигде не учился, от людей слыхал.

– Так ты что же?..

– Ну да, впервые это делал. Князь, поди, не обидится. Мог, конечно, не в ту жилу ножом ткнуть. Ну да Бог милостив – черная кровь пошла, значит, угадал.

Забот с князем Тюфякиным хватило – привели цирюльника, герцогиня прислала своего лекаря, лекарь прописал клизму, а не станешь ведь ее ставить обездвиженному человеку в роскошно убранном шатре; князя потащили на свежий воздух для этой медицинской манипуляции; думали, что справятся вчетвером, но князь за краткое время хвори сильно и совершенно необъяснимо прибавил в весе.

Поэтому, когда из замка привели троих крестьянских парней, участников похорон и погони, всем было просто не до них. Они, сопровождаемые начальником замковой стражи, послонялись среди стрельцов, потаращились на бородатые рожи, четырежды опознавали злоумышленников, получали решительный отпор, а Ивашка с Петрухой в это время обретались в форбурге, среди сокольников, куда исхитрились проскочить совсем незаметно.

Дениза смотрела в окошко на суету и ждала Палфейна, обещавшего бумагу и карандаш. Наконец он явился и со смехом объяснил ей княжью беду.

– Но это же опасно для жизни! – воскликнула Дениза.

– Он выживет. Это не пулю в брюхо получить, – утешил Палфейн. Они говорили у открытого окна – сторожевой стрелец убежал смотреть на дармовое развлечение, и никто им не мешал.

Дениза прямо на подоконнике написала короткую записку – просила Анриэтту о ней не беспокоиться, обещала при первой возможности поговорить с герцогом, умоляла о спокойствии. Ничего лишнего не сообщила – мало ли кто увидит записку, даже не подписалась. Анриэтта знала ее почерк, да и кто бы другой в Гольдингене вздумал писать по-французски? Единственное – намекнула, что все сокровища целы.

Потом пришел Шумилов, разговаривать с ней не стал, только отдал по-русски какие-то приказания – и Денизе принесли поесть.

Он потребовал ее к себе поздно вечером – и опять в комнате было темно, горела лишь лампада.

– Садитесь, – сказал Шумилов. – Продолжим нашу беседу. Итак, мы будем говорить о письме, которое искал в вашем доме человек со странным именем. Я хотел видеть Палфейна, чтобы расспросить его, но Палфейн то появляется, то исчезает. Утром его здесь видели, но я был занят.

За частым оконным переплетом, в квадратах темных отражений плохо освещенной комнаты, появилось светлое пятно – это Ивашка любопытствовал, чем там занимаются Шумилов и Дениза. Ему даже кое-что было слышно.

– Палфейн, конечно, знал, кого имел в виду граф ван Тенгберген. Это мне…

Дениза вдруг сообразила – московиту не следует знать, что Петер Палфейн приходил к ней рано утром и взял записку для Анриэтты. А сама она так была обеспокоена судьбой подруги и историей с убийством, что забыла спросить о «донной рыбине».

– Что?

– Мне следовало подумать… Мы плыли вместе с Палфейном в Либаву, у нас общие знакомцы, и граф… Сударь, вы обещали назвать то странное имя!

Догадка была внезапной и малость безумной. Граф, изображая испанского идальго, мог прибавлять к имени словечко «дон». И тогда…

– «Дона рыба», – старательно копируя Ивашку с Петрухой, произнес Шумилов.

– Дон Аррибо?

– Что это значит?

– Арне Аррибо – повар, который присоединился к нам в Эльсиноре. Граф ван Тенгберген помешан на всем испанском, знает чуть ли не наизусть «Дон Кихота», он мог в шутку звать повара на испанский лад…

– Что значит – на испанский лад?

– Повар – не дворянин. А «дон» означает принадлежность к дворянскому роду. Вы в Москве – господин Шумилов, а в Испании вы были бы дон Шумилов, – как можно вразумительнее объяснила Дениза.

– У нас нет ни одного толмача, знающего испанский язык. Нужно хоть кого-то выучить, пригодится. Что граф знает наизусть?

– Книгу вот такой толщины, – Дениза показала пальцами. – Это роман о безумном рыцаре.

– Зачем писать о безумном такую толстую книгу?

– Это трудно объяснить. Но граф с «Дон Кихотом» не расставался. Дон Аррибо! Это значит, что повар обыскивал наши комнаты?

– Почему граф не расставался с книгой? – упрямо спросил Шумилов.

– Потому что он без ума от этой книги! Но какого дьявола Аррибо копался в наших вещах?! Как он додумался?!