Алексей Витаков - Набег

Как только Ваан договорил, в дверном проеме выросла фигура Алвада, перегородив поток света. От возникшего полумрака сердце мое, и без того едва бившееся в груди, чуть окончательно не оборвалось в бездну безвременья. Верховный жрец вернулся на лавку в глубь избы, давая понять, что разговор закончен. Алвад тронул меня за плечо.

И вновь, как три года назад, я покорно шел за своим проводником, упираясь взглядом в его широкую спину, с той лишь разницей, что не держался, как слепое дитя, за посох.

Я думаю, будет лишним описывать, в каком состоянии находился мой пошатнувшийся дух. Да и нет таких слов, чтобы выразить это состояние. Конечно, я не считал Ваана жестоким, напротив, тяга к нему оставалась очень сильной. А вот обида на учителей была. Спроси меня тогда: хотел бы я попрощаться с ними? Ответ один: нет! Уже потом, спустя много лет, на далекой чужбине я сумею понять замысел Ваана. Сумею понять, что действительно не нравилось во мне старому жрецу. А главное, сумею оценить их любовь и не только через те знания, которые они дали в дремучем лесу Данапра, — я каждой каплей своей крови начну ощущать это настоящее родство. Но все это произойдет не скоро. Пока же я плелся за Алвадом, лишенный своего дома, семьи, племени и такого привычного, знакомого и любимого мира родных лесов. Долбленка — так называется лодка для одиночного плавания — была уже готова. В носовой части покоились немногочисленные вещи: теплое платье на оленьем меху, короткие кожаные сапоги, шапка с откидным верхом, а также лук с колчаном стрел, длинный охотничий нож с упором и немного еды, в основном сушеное мясо и вяленая рыба.

Я ступил в лодку и прошел на корму. Проводник протянул весло. Все. Осталось лишь оттолкнуться от берега и поплыть вниз по течению навстречу полной неизвестности. И тут выступили слезы. Позор! Как же так! Пришлось уронить голову на грудь, дабы не показать эту слабость. Сколько-то мгновений я моргал, стараясь стряхнуть предательскую влагу, но, когда зрение прояснилось, увидел перед собой смуглую ладонь Алвада с зеленым дубовым листком. Словно свет вокруг неожиданно стал ярче. Словно стиснутую отчаянием грудь освежил ветер. Даже соленая горечь во рту немного отступила.

— Спасибо, Алвад!

Алвад кивнул и оттолкнул лодку от берега.

Целую неделю я плыл вниз по течению и лишь два раза увидел небольшие деревушки по берегам реки. Конечно же, жителей этих мест куда больше, но люди предпочитали не селиться близко от воды. Причин несколько. Первая: многие панически боялись обитателей подводного мира. Мы с детства знали, что русалки заманивают доверчивых путников своими песнями, а потом утаскивают на дно. Вторая, на мой взгляд, более существенная: слишком много лихих людей перемещалось по воде, живя убийствами и грабежами. Разбойники чаще всего появляются неожиданно, как снег на голову, и действуют так стремительно, что мирные жители порой не успевают укрыться в лесу. И тогда раздается великий плач по убитым и угнанным в рабство. Обычно этими разбойниками были либо готы, либо гунны, живущие много ниже по разным берегам Данапра, почти друг напротив друга и беспощадно воюющие между собой. Короли этих двух народов имели огромную выгоду от торговли рабами. По соседству с готами и гуннами, также в нижней и срединной части течения, живут и другие племена, которые являются их данниками. Правда, все это я узнал потом, когда научился читать греческие книги.

Помимо обычных стрел с листовидным наконечником в арсенале моего колчана имелись гарпунные стрелы. Я был хорошо обучен не только охоте, но и рыбной ловле. К тому же Данапр изобиловал рыбой настолько, что не составляло труда подплыть к мелководью и настрелять нужное количество, прямо не выходя из лодки. Несколько раз я устраивал себе ужин из дичи. Спал же на берегу, забравшись под перевернутую долбленку.

Но случилось то, чего я никак не ожидал. Еще с вечера я подготовил себе немного рыбы, чтобы утром, не тратя времени на ловлю, быстро запечь в углях и двинуться дальше. Поужинал хорошим окунем, напился речной воды и залез под лодку. Костерок оставался гореть напротив, освещая через пространство между бортом и землей внутренность лодки. Я не гасил его на ночь, предпочитая засыпать под уютный треск хвороста. Так было намного легче. Но оставлять костер в незнакомой местности на всю ночь, пусть даже тлеющий, — это нарушение всех законов предосторожности. Но о них мне тогда совсем не хотелось думать. Особенно в те часы, когда мысли о смерти не выходили из головы.

Да, действительно, в первые дни путешествия я то начинал сильно жалеть себя чуть ли не до слез, да что скрывать, слез пролилось достаточно; то всерьез задумывался над тем, как расстаться с жизнью, ибо уверенность в завтрашнем дне покидала меня. Почему я не выбрал смерть? Но в ее отношении существовал строгий запрет, доставшийся в наследство от предков, за соблюдением которого со всем тщанием следили волхвы. Мало того, несколько правил, в числе которых был запрет на самоубийство, вбивались в каждого ребенка родителями, едва тот начинал что-либо осознавать.

Самоубийца не то что не попадает в чертоги вечного света, а вообще перестает существовать как мысль-образ Родящего, а потому не может родиться. Даже тела самоубийц никто не хоронил, их просто относили далеко вниз по течению и сбрасывали в воду на прокорм рыбам. Но подобные случаи были редки настолько, что не все столетние старики и старухи смогли бы вспомнить хоть один на своей памяти.

Конечно, можно обмануть других и себя, а заодно и бога, хотя последнее выглядит, по меньшей мере, смешным, и убить себя, например, в воде во время рыбалки, разыграв несчастный случай. Но тогда ты полностью исчезаешь, стираешься, становишься пустотой. Если жизнь по каким-либо причинам становилась человеку совсем невмоготу, то собирался совет старейшин во главе с волхвами, и этот вопрос решался ими. А потом звали волхва по имени Гор. Уход из жизни от его руки давал право человеку на последующее рождение и переход в небесную обитель. Исключение могли составлять преступники, которых осудило племя. В таких случаях сначала совершались определенные ритуалы, призванные стереть память о внутреннем Я, и только потом совершалось умерщвление плоти. Хотя подобные суды тоже являлись большой редкостью. Судьи чаще всего ограничивались лишением физической жизни, не отдавая приказа на стирание второго, или внутреннего, Я.

Потеря Права на Рождение — это самое страшное, что может ждать человека нашего племени. Поэтому у подсудимого были, как правило, очень сильные защитники, назначаемые советом племени. Впрочем, и сами судьи, как я уже говорил, старались не прибегать к крайней мере. Они тщательно и подолгу разбирали действия преступника, вникая не только в дело, но и в особенности личности. Суд проходил открыто, на глазах всей деревни, чтобы дать возможность высказаться всем желающим. Затем приговоренного запирали на день сутки в высоком срубе. В этом помещении без крыши над головой он прощался с небом. И столько же времени требовалось Алваду, чтобы сходить за Гором в далекий западный лес. Волхв Гор приходил в сопровождении одного или двух учеников. Молчаливые, в длинной серой льняной одежде, появлялись они в деревне, чтобы забрать того, кого осудило племя.