Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

– Вы правы, дорогой брат! Душа моя действительно принадлежит вам, и я говорю об этом с огромной радостью. Вы приобрели во мне сестру, которая станет любить вас вдвойне и втройне, чтобы возместить ту меру любви, которая вам предназначалась с детства. И уж тем более, если вы сдержите слово и научитесь справляться с необузданностью вашей натуры, проявляя лишь самые обворожительные ее свойства.

– Как вам нравится эта начинающая проповедница! – с улыбкой воскликнул де Валломбрез. – Вы правы, Изабелла, я, конечно, чудовище, но я стараюсь исправиться – если и не из любви к добродетели, то по крайней мере из страха получить нагоняй от собственной старшей сестрицы. Тем не менее, боюсь, мне суждено вовеки оставаться образцом безумия, тогда как вы всегда будете образцом ума, доброты и осмотрительности.

– Я бы советовала вам прекратить осыпать меня любезностями, иначе я снова примусь за книжку, – шутливо пригрозила Изабелла. – Тогда вам все-таки придется выслушать ту бесконечную и скучную историю, которую начал рассказывать в каюте своей галеры капитан берберийских корсаров захваченной им принцессе Аменаиде, красавице, восседающей на подушке из золотой парчи.

– Такой жестокой казни я не заслуживаю! И все-таки, рискуя прослыть болтуном, хочу еще немного поговорить с вами: проклятый медик слишком долго не снимал с меня обета молчания, уподобив изваянию Гарпократа! [70]

– Но помните: вы не должны чрезмерно утомляться! Рана ваша едва зажила, а мэтр Лоран настоятельно советовал мне читать вам вслух, чтобы, слушая, вы помалкивали и не напрягали свои легкие.

– Мэтр Лоран сам не знает, какой бы еще запрет придумать. Все дело в том, что ему хочется как можно дольше играть здесь главную роль и раздуваться от важности. Мои легкие работают не хуже, чем прежде. Я чувствую себя превосходно и мечтаю только об одном – о верховой прогулке по лесу!

– Тогда уж лучше беседовать, это во всяком случае безопаснее для вас!

– Как только я окончательно встану на ноги, милая сестрица, я введу вас в высший свет, к которому вы принадлежите по праву, и где ваша совершенная красота немедленно повергнет к вашим стопам толпы поклонников. И, надеюсь, графиня де Линейль вскоре выберет из них того, кто станет ее счастливым супругом.

– У меня нет ни малейшего желания выходить замуж, и, поверьте, это вовсе не жеманство. Мне столько раз приходилось отдавать свои руку и сердце в финалах пьес, что в настоящей жизни я не хотела бы с этим спешить. Все, о чем я пока мечтаю, – быть рядом с отцом и вами.

– Одна лишь привязанность к отцу и брату не может заполнить даже самое невозмутимое и далекое от мира сердце!

– И тем не менее ее будет достаточно. Если же я почувствую, что этого мало, то просто удалюсь в монастырь.

– Ну, это уж было бы чересчур. Скажите, разве шевалье де Видаленк не обладает всеми качествами образцового супруга?

– Бесспорно. Женщина, которая станет его спутницей, может считать себя счастливой. Но какими бы достоинствами ни блистал ваш друг, я, дорогой брат, никогда не стану этой женщиной.

– Вы правы – шевалье де Видаленк немного рыжеват, а вы, очевидно, разделяете вкусы нашего короля, который терпеть не может этого цвета. Впрочем, многие живописцы ценят его и отдают ему предпочтение. Но оставим в покое де Видаленка. А что вы скажете о маркизе де л’Этане, который явился проведать меня , а вместо этого на протяжении всего визита не спускал глаз с вас? Он был так поражен вашей несравненной грацией и красотой, что вместо комплиментов нес какую-то чепуху. Если не считать этой простительной робости – в конце концов, именно вы стали ее причиной, – в остальном де л’Этан превосходный кавалер. Он хорош собой и молод, он наследник громкого имени и баснословного состояния. Иначе говоря, подходит по всем статьям.

Изабелла, которую вся эта двусмысленная болтовня начала раздражать, вздохнула.

– С тех пор как я имею честь принадлежать к вашему прославленному роду, чрезмерное смирение мне не к лицу, – заметила она. – Поэтому не стану утверждать, что считаю себя недостойной такого союза. Но если бы маркиз де л’Этан попросил у отца моей руки, я бы ему отказала. Ведь я уже говорила вам, дорогой брат, что не хочу выходить замуж, но вы все-таки продолжаете меня мучить этими разговорами.

– Ох, до чего же вы суровы в своем целомудрии, сестрица! Сама Диана не могла бы казаться неприступнее. А между тем, если верить мифологическим сплетням, месье Эндимиону [71]удалось смягчить ее нрав. Не сердитесь, ведь те, о ком я говорю, – вполне приличные партии. Если же они вам не по душе, мы без труда подыщем дюжину других претендентов на вашу руку.

– Я вовсе не сержусь, братец, но для больного вы и в самом деле много говорите. Смотрите, я пожалуюсь на вас мэтру Лорану, и за ужином вас лишат куриного крылышка.

– Ну, если все так серьезно, я умолкаю, – покорно согласился де Валломбрез. – Но в любом случае можете быть уверены, что жениха вы получите не иначе как из моих рук!

Чтобы отплатить брату за это поддразнивание, Изабелла тут же принялась читать историю берберийского корсара, окончательно лишив де Валломбреза возможности продолжать.

– «…Отец мой, герцог де Фоссомброн, вместе с матерью моей, одной из красивейших женщин в Генуе, прогуливался по берегу Средиземного моря, куда вела широкая лестница от великолепной виллы, где он жил в летнее время, и тут алжирские пираты, укрывавшиеся среди скал, накинулись на него, сломили его отчаянное сопротивление и, бросив мертвым на берегу, затащили герцогиню, которая в ту пору была беременна мною, в свою шлюпку и, навалившись на весла, стремительно понеслись к пиратской галере, укрытой в соседней бухте. Когда мою мать привели к предводителю пиратов, она понравилась ему, и он сделал ее своей наложницей…»

Чтобы нейтрализовать уловку Изабеллы, де Валломбрез на самом душераздирающем месте закрыл глаза и притворился спящим. Впрочем, притворный сон вскоре перешел в настоящий, а девушка, увидев, что больной уснул, тихонько удалилась.

И все же эта беседа, в которую герцог явно вложил какой-то скрытый смысл, невольно встревожила Изабеллу. Что, если де Валломбрез по-прежнему таит злобу к Сигоньяку, и, хотя не упоминает его имени со дня нападения актеров на замок, стремится возвести непреодолимую преграду между бароном и сестрой, выдав ее замуж за другого? Или он просто прощупывал почву, пытаясь выяснить, не изменились ли чувства актрисы, внезапно ставшей графиней?

Изабелла тщетно искала ответа на эти вопросы. Коль скоро она оказалась сестрой де Валломбреза, соперничество между ним и Сигоньяком не имеет смысла. С другой стороны, нелегко было поверить в то, что такой полный гордыни, надменный и мстительный человек, каким был молодой герцог, сумел забыть позор двух поражений, одно из которых едва не отправило его на тот свет. Ситуация в корне переменилась, но в душе де Валломбрез, несомненно, должен был ненавидеть Сигоньяка. Ему хватило благородства не помышлять о мести, но нельзя было от него требовать полюбить обидчика и ввести его в свою семью. Да и принца едва ли порадует встреча с человеком, который едва не оборвал жизнь его сына.