Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

При неожиданном появлении девочки изумленная Изабелла отложила книгу, которую держала в руках, и вопросительно взглянула на нее. Чикита стояла молча и совершенно неподвижно, явно ожидая, пока лакей удалится. Затем она торжественно приблизилась к графине, взяла ее руку и произнесла:

– Мой нож пронзил сердце Огастена. У меня больше нет господина, а я должна кому-нибудь служить. Огастен мертв, а после него я больше всех люблю тебя: ты подарила мне ожерелье и поцеловала меня. Хочешь, чтобы я стала твоей рабой, собачонкой, твоим домашним духом? Только прикажи дать мне какую-нибудь черную тряпку, чтобы я могла носить траур по моей любви. Не беспокойся: я буду спать на твоем пороге и постараюсь не надоедать тебе. А когда я тебе понадоблюсь, только свистни – вот так – и я появлюсь. Договорились?

Вместо ответа Изабелла притянула Чикиту к себе, коснулась губами ее горячего лба и без лишних слов приняла эту душу, которая принесла себя ей в дар.

Изабелла, уже знакомая со странностями Чикиты, не стала ни о чем расспрашивать, решив выяснить все, когда та немного успокоится. Ей было ясно одно: за этим решением девочки скрывается какая-то жуткая тайна. Но она была стольким обязана бедной малышке, что считала своим долгом приютить ее без лишних слов.

Поручив Чикиту заботам горничной, Изабелла попыталась было снова приняться за чтение, но книга перестала ее интересовать. Пробежав глазами несколько страниц, она поняла, что ничего не понимает в прочитанном, и, заложив томик закладкой, бросила его на столик для рукоделия. Подперев рукой подбородок и глядя перед собой невидящим взором, девушка отдалась привычным мыслям.

«Что сталось с Сигоньяком? – вопрошала себя она. – Вспоминает ли он обо мне, любит ли меня по-прежнему? Должно быть, ему пришлось вернуться в свой жалкий замок. А поскольку он уверен, что мой брат умер, он не смеет тем или иным образом дать мне знать о себе. Несомненно, его удерживает именно это мнимое препятствие, иначе он постарался бы повидаться со мной или написал хотя бы несколько строк. А что, если его останавливает не это, а мысль о том, что я теперь богата? Или все-таки он позабыл меня? О нет! Это невозможно! Но мне следовало бы сообщить ему, что де Валломбрез оправился от раны и совершенно здоров, хотя девушке не пристало намекать возлюбленному, что она нетерпеливо ждет его возвращения… Иногда мне кажется, что уж лучше бы я осталась простой актрисой. Тогда мы могли бы видеться постоянно и я наслаждалась бы его любовью, оставаясь добродетельной и уверенной в его уважении… Ах, как ни радует меня трогательная привязанность отца, мне все равно грустно и одиноко в этом громадном замке! Если бы вернулся де Валломбрез, он смог бы немного отвлечь меня от этих мыслей, но брат все не едет, а я тщетно ломаю голову, пытаясь доискаться, что за смысл вкладывал он в слова, сказанные на прощанье: «До скорого свидания, сестрица! Думаю, вы останетесь мною довольны!..» Иногда мне кажется, что я все понимаю, но боюсь до конца додумать эту мысль – слишком горьким может оказаться разочарование. А вдруг это правда? Тогда бы я просто сошла с ума от счастья!..»

На этом месте мысли графини де Линейль – с нашей стороны было бы неучтиво называть просто Изабеллой дочь сиятельного принца – были прерваны рослым лакеем, который явился осведомиться, сможет ли ее светлость принять герцога де Валломбреза, только что вернувшегося из путешествия.

– Я жду его с радостью и нетерпением, – ответила графиня.

Прошло несколько минут – и молодой герцог легкой и уверенной походкой вступил в гостиную. На его лице играл здоровый румянец, глаза блестели живостью, и выглядел он не менее победоносно, чем до ранения. Бросив шляпу с плюмажем на первое подвернувшееся кресло, де Валломбрез взял руку сестры и почтительно поднес к губам.

– Дорогая Изабелла, я отсутствовал дольше, чем мне бы хотелось, ибо это серьезное испытание – так долго не видеть вас, не слышать вашего чудесного голоса. Но на протяжении всего путешествия меня утешала надежда, что эта разлука не напрасна, и я смогу в конце концов кое-чем вас порадовать!

– Больше всего меня порадовало бы, если б все это время вы оставались в замке рядом с вашим отцом и мною, – с улыбкой ответила Изабелла, – а не скитались бы неведомо где, когда ваша рана едва успела зажить!

– А разве я был ранен? – насмешливо удивился герцог. – Право, если я иногда и вспоминаю об этой царапине, то сама она ничем не напоминает о себе. Никогда еще я не чувствовал себя крепче и здоровее, и маленькая прогулка принесла мне большую пользу. От седла больше проку, чем от кушетки. А вот вы, милая сестрица, немного похудели и бледноваты. Должно быть, вам было здесь одиноко? Впрочем, удивляться нечему: замок наш – место не из веселых, да и одиночество вредно для молодых девиц. Чтение да рукоделие – занятия скучные, и бывают минуты, когда даже самые благонравные особы, наглядевшись из окна на зеленую ряску во рву, предпочли бы увидеть свежее лицо какого-нибудь молодого кавалера!

– А вы, оказывается, злой насмешник, братец! И кажется, вам нравится растравлять мою печаль подобными шутками. Разве мне недоставало кавалера? А принц, который отечески любит меня и окружает постоянной заботой?

– Отец наш, вне всякого сомнения, достойный человек и совершенный жантильом [73], благоразумный и отважный, любимец короля, ученый и начитанный. Но то удовольствие, которое доставляет общение с ним, я бы отнес к слишком серьезным. Мне не хотелось бы, чтобы моя дорогая сестра провела свою юность столь торжественным и чинным образом. И поскольку вы не пожелали выйти замуж ни за шевалье де Видаленка, ни за маркиза де л’Этана, я был вынужден отправиться на поиски и, как мне кажется, отыскал для вас неплохого жениха. Уверяю вас, он – само совершенство, почти идеал, вы будете от него просто без ума!

– Это слишком жестоко, Аннибал! Вам ведь известно, что я не собираюсь выходить замуж. К тому же я не могу отдать свою руку, не отдав сердца, а мое сердце мне не принадлежит!

– Я полагаю, что вы заговорите иначе, когда я представлю вам жениха, которого выбрал для вас.

– Ни за что! – дрогнувшим от волнения голосом воскликнула Изабелла. – Я останусь верна своему чувству. Ведь не собираетесь же вы совершить насилие над моей волей?

– Ни при каких обстоятельствах! Моя тирания так далеко не простирается. Я прошу вас только об одном: не отвергайте моего кандидата, прежде чем увидите его.

Не дожидаясь согласия сестры, де Валломбрез поднялся, вышел в соседнюю комнату и тотчас вернулся вместе с Сигоньяком, у которого сердце едва не выпрыгивало из груди. Держась за руки, оба молодых человека остановились на пороге в надежде, что Изабелла обратит на них внимание, но девушка сидела, опустив глаза. В ту минуту она думала о своем возлюбленном, даже не подозревая, что он стоит в нескольких шагах от нее.