Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

– Он ненавидит их, как и я!

– А где сама герцогиня?

– В спальне наверху. Она почивает.

– О, если бы я был уверен, что она внезапно не проснется, – с улыбкой заметил гасконец, – я поднялся бы туда, чтобы взглянуть на нее во сне.

– У нее очень чуткий сон!

– Но я здесь вовсе не ради нее. Мне необходимо увидеться с Гардуино!

Гасконец не успел договорить, как одна из боковых дверей беззвучно отворилась и на пороге появился крохотный, сгорбленный и совершенно иссохший старик. Казалось, все, что оставалось в нем от жизни, сосредоточилось в его пронзительных глазах. Внимательные и быстрые, они горели умом и энергией.

Старик молча приблизился и пристально вгляделся в лицо гасконца. Тот извлек из кармана половинку золотой монеты, распиленной особенным образом, на что старик – это и был мэтр Гардуино – с глубоким почтением поклонился.

– Не угодно ли вам последовать за мной, чтобы засвидетельствовать, что мы располагаем достаточными средствами? – проговорил он.

– Я готов! – кивнул гасконец.

Мэтр Гардуино провел его через анфиладу комнат, тщательно прикрывая за собой двери, и наконец оба спустились по винтовой лестнице в тщательно замаскированное подземелье. Едва его окованная полосами кованого железа дверь захлопнулась, у гасконца вырвался невольный возглас: весь пол тайного хранилища был покрыт грудами золотых и серебряных монет.

На башне замка Блуа колокол пробил десять раз. Приемная, примыкавшая к королевским покоям, уже была битком набита придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.

В одной из глубоких оконных ниш вполголоса переговаривались де Келюс и де Шомбург.

– Это грязное животное де Можирон навлек на нас немилость государя, – жаловался де Шомбург. – Король отправился в постель в ужасающем расположении духа, не удостоив ни словом никого из нас!

– А разве он не прав? – небрежно обронил де Келюс. – Только таким законченным идиотам, как де Можирон, д’Эпернон и твоя милость, могло втемяшиться в голову оторвать порядочных людей от приятного ужина и потащить их в промозглый туман в поисках опаснейших приключений!

– Сдается мне, этот сумасшедший гасконец мог бы прикончить нас всех одного за другим!

– В том числе и самого короля! Именно этим я и объясняю себе его скверное настроение: Генрих не любит стычек с людьми, владеющими шпагой не хуже, а, пожалуй, и лучше его самого!

– Видел ли ты сегодня маркиза?

– Де Можирон тоже провел не лучшую ночь: его лихорадит, а ушибленная голова распухла, как тыква.

– Но каков этот старый дьявол де Крильон! Нам уже почти удалось задвинуть его в тень, и вот – он снова в чести у государя!

Пока миньоны обменивались соображениями относительно вчерашних событий, в приемной послышался заливистый звон колокольчика. Именно так Генрих III обычно оповещал пажей о пробуждении своей особы. Толпа ожидающих зашевелилась, а два камер-пажа, до этой минуты сидевшие у дверей, сейчас же вскочили и кинулись в опочивальню. Граф де Келюс, носивший звание первого камердинера короля, также последовал за ними.

Заметив его, король отложил молитвенник, чтение которого по утрам считал своим долгом, и расслабленно произнес:

– Мое почтение, Жак! Как спалось?

– Неважно, государь.

– Мне тоже. Было бы вернее сказать, что я и вовсе не сомкнул глаз. Эту ночь я провел в размышлениях!

– Вот как? – делано удивился Келюс, пытаясь понять, в каком расположении духа пребывает король. Однако лицо монарха оставалось непроницаемым.

– Да-да, – продолжал Генрих, – я упорно размышлял и, похоже, раскрыл тайну бедствий, терзающих человечество, а заодно и несчастий, разрушающих устойчивость самых могучих держав!

– Черт побери! – восхитился де Келюс. – Неужели вам это удалось, сир?

– Безусловно! Итак, первопричина всех бед – женщины!

– Золотые слова!

– Не правда ли, любезный? Эти жалкие, коварные, склонные к изменам, скрытные, полные наглости и лишенные какого бы то ни было стыда существа губят все, к чему бы ни прикоснулись!

– Невозможно не согласиться, сир!

– Посуди сам – и содрогнись! Ведь что могло произойти минувшей ночью! Дьявол-гасконец едва не прикончил меня… Его клинок зацепил мое плечо, и если бы на мне не было медальона с мощами святого Дени, предохраняющими от всяческих ран, то беды не миновать…

Граф никогда не упускал возможности польстить сюзерену. Поэтому он сказал:

– Вот тут я позволю себе возразить, сир! Неужели вам не кажется, что само провидение не раз оглянется и поразмыслит о последствиях, прежде чем лишить жизни французского короля?

Генрих бледно улыбнулся шутке и велел пажам убраться в дальний угол покоя. Как только они удалились, он продолжал:

– Предположим, я легко отделался. Смерть, в конце концов, – пустяк! Но ты вообрази, де Келюс, что было бы, если б на шум явился ночной дозор! Меня моментально опознали бы, и можешь представить, какой скандал мог разразиться!

– Вы снова правы, сир! Это было бы просто неслыханно.

– И все это – бог мой! – из-за женщины… какой-то девчонки, до которой ни мне, ни тебе нет никакого дела!

– Несомненно!

– Я подумываю издать эдикт [90]против всех женщин! И начну, думается, с королевы, отправив ее в ссылку в один из отдаленных замков или монастырей. А когда при дворе вообще не останется женщин как таковых, мы позабавимся на славу, увидишь!

– Так или иначе, но это на редкость глубокая мысль, сир!

– Однако пора одеваться! Ты поможешь мне. И знай – прежде всего я намерен подвергнуть кое-кого примерному наказанию. И начну с маркиза де Можирона, предав его опале!

– Неужели, сир?

– Я так решил. Поручаю тебе передать ему это. Помимо того, я подвергну опале и де Шомбурга. Оба они – безнадежно испорченные люди, готовые променять мою дружбу на общение с женщинами.

– А как быть с Жаком д’Эперноном? – осведомился де Келюс, уже начавший опасаться за себя.

– Хм… Ты разве не заметил, что вчера д’Эпернон присоединился к нам без всякого удовольствия?

– В точности, как и я, сир!

– Следовательно, д’Эпернона мы оставим в покое. Ах да – ведь я обещал принять этого пройдоху-гасконца!

– Надеюсь, вы велите вздернуть его, сир?

– Отчего же? Он мне понравился. Второго такого фехтовальщика днем с огнем не сыскать. Кроме того, этот бородатый бес де Крильон явно ему покровительствует!

– Ну, это другое дело! И все-таки: как вы намерены поступить с этим гасконцем?

– Он вскоре явится сюда, тогда и решим.

– Сюда?!

– Именно. Я назначил ему аудиенцию во время утреннего приема.

– Сир! Вы поступаете, как некий искатель приключений, а не владыка могущественной державы…

– Не горячись, мой граф! Все его поведение вызывает глубокое доверие… Но тише – я слышу шаги! Кто-то стучит в потайную дверь!