Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

Спустя некоторое время я вернулся в Париж. Вспомнив о взятом на себя обязательстве, я решил немедленно разыскать Беллини.

Но нашел лишь его могилу.

Судьба городов схожа с судьбой людей: случай определяет появление на свет и тех, и других, место, где возникают одни, и среда, в которой рождаются другие, оказывают влияние – хорошее или дурное – на всю их последующую жизнь.

Я видел благородные города, которые в своей гордыне пожелали господствовать над окружающим миром, где некоторые из домов посмели обосноваться на вершине облюбованной ими горы: эти города так и остались высокомерными и нищими, пряча в облаках свои зубчатые крыши и беспрестанно подвергаясь натиску стихий – грозы летом и вьюги зимой. Такие города можно принять за королей в изгнании, королей, окруженных немногими придворными, которые в злосчастии сохраняют им верность, королей, слишком надменных, чтобы, спустившись в долину, обрести там страну и народ.

Я видел городишки непритязательные, городишки, что спрятались в глубине долины. Они выстроились на берегу ручья фермы, мельницы, лачуги и, укрывшись от холода и зноя за грядою холмов, ведут спокойную, но безвестную жизнь, похожую на жизнь людей, лишенных страстей и честолюбия. Таких пугает всякий шум, слепит всякий свет, таких, чье счастье возможно лишь в тени и безмолвии.

Встречаются и другие города: некогда они родились жалкой деревушкой на берегу моря. Но после того, как корабли вытеснили лодки, а крупные суда – корабли, эти города сменили свои хижины на дома и дома на дворцы. И теперь золото Потоси и алмазы Индии стекаются в их порты, они швыряются деньгами и выставляют напоказ драгоценности, подобно тем выскочкам, что обдают прохожих грязью из-под колес своих роскошных экипажей и натравливают на них своих лакеев.

Наконец, встречаются города, которые выросли среди ласковой природы, которые шествовали по лугам, усыпанным цветами, где пролегли извилистые, живописные тропинки. Все предрекало этим городам долгие годы благоденствия, но нежданно-негаданно жизнь одного из них оказалась под угрозой соперника, появившегося у проезжей дороги. Соперник этот отчего-то привлек к себе торговцев и путешественников, предоставив несчастному предшественнику угасать в одиночестве, как угасает юноша, жизненные силы которого навеки подорвала неразделенная любовь. Вот почему к тому или иному городу испытываешь симпатию или отвращение, любовь или ненависть. Гуляя по их улицам ты словно имеешь дело с человеком, вот почему о нагромождении холодных, бездушных камней говорят, как о живом существе. Вот почему называют Мессину благородной, Джирдженти великолепным, Трапани непобедимым и наделяют эпитетами «верный» и «счастливый» Сиракузы и Палермо.

Согласитесь: если есть на свете город, которому была уготована счастливая доля, то это Палермо. Раскинувшись под облачным небом, на плодородной почве, среди чудесной природы, владея портом на море, которое катит свои лазурные волны, защищенный с севера горой Сент-Розали, а с востока мысом Наферано, окруженный со всех сторон холмами, которые опоясывают его обширную долину, Палермо, обернувшись лицом к Италии, лениво, томно и сладострастно смотрится в воды Тирренского моря. Так некогда смотрелись в волны Босфора или Киренаики византийские одалиски или египетские султанши. Напрасно сменяли друг друга завоеватели Сицилии – они сгинули, она осталась. От всех властелинов, плененных ее прелестью и красотой у нее, королевы-рабыни, сохранились не цепи, а ожерелья. Природа и люди соединились, чтобы сделать ее прекраснейшей из прекрасных. Греки оставили ей храмы, римляне акведуки, сарацины замки, норманны базилики, а испанцы церкви. К тому же под этими широтами цветет любой цветок, растет любое дерево. Вот отчего в ее великолепных садах произрастают олеандры Лаконики, пальмы Египта, смоковницы Индии, алоэ Африки, сосны Италии, кипарисы Шотландии и дубы Франции. Вот почему нет ничего великолепней дней Сицилии, если не считать ее ночей – ночей восточных, прозрачных и благоуханных, ночей, когда шепот моря, шелест ветра и гул городских улиц кажутся извечной песней страсти, когда все сущее – от волны до растения, от растения до человека – испускает затаенный вздох.

Поднимитесь на эспланаду Циза или на террасу Палаццо Реале, когда Палермо спит, и вам покажется, что вы находитесь у изголовья юной девы, грезящей о любви.

В этот час алжирские пираты и тунисские корсары вылезают из своих берлог, они поднимают треугольные паруса на своих берберийских фелуках и рыщут подле острова, словно сахарские гиены и атласские львы близ овчарни. Горе беспечным городам, которые засыпают без сигнальных огней и без береговой охраны – их жители пробуждаются от света пожаров, от криков жен и дочерей! Но до того, как подоспеет помощь, африканские стервятники успевают скрыться со своей добычей – на рассвете видны лишь вдалеке белые паруса их кораблей, которые вскоре исчезают за островами Порри, Фавиньяна или Лампедуза.

Иной раз море внезапно принимает свинцовый оттенок, ветер падает, жизнь в Палермо замирает. В эти дни с юга на север проносятся кроваво-красные облака, предвещающие сирокко или «хамсин», – подлинный бич арабов. Его горячее дыхание, родившись в ливийских песках, обрушивается на Европу усиленное гневом юго-восточных ветров. Тотчас же все пригибается к земле, вся природа трепещет, сетует, и Сицилия стонет, словно перед извержением Этны. Люди и животные лихорадочно ищут убежища и, найдя его, с трудом переводят дух – ведь сирокко побеждает любое мужество, подавляет любую силу, парализует любую деятельность. Палермо проходит через семь кругов ада, и длится это до того мига, пока чистый ветер, долетевший из Калабрии, не вернет силы погибающему городу. Воспрянув под таким животворным дуновением, Палермо облегченно вздыхает – так вздыхает человек, очнувшийся после обморока, – и беспечно возвращается к своей праздничной и радостной жизни.

Таким был октябрьский вечер 1803 года: сирокко дул весь день, но на закате небо прояснилось, море снова поголубело, со стороны Липарских островов повеяло прохладой. Как уже упоминалось, такая перемена погоды оказывает освежающее действие на все живые существа, которые понемногу выходят из оцепенения: можно подумать, будто присутствуешь при сотворении мира. К тому же Палермо, как мы уже говорили, более всех иных городов подобен истинному Эдему.

Среди дочерей Евы, обитающих в этом раю и занимающихся главным образом любовью, жила некая молодая женщина. Ей суждено сыграть в нашей истории столь важную роль, что нынче же следует обратить внимание читателей на нее и на виллу, где она живет. Выйдем же из Палермо через ворота Сан-Джорджио, оставим справа Кастелло-а-Маре и дойдем, никуда не сворачивая, до мола. Затем, пройдя по берегу моря, остановимся у восхитительной виллы, расположенной среди прекрасных садов, доходящих до подножия горы Пеллегрино. Эта вилла принадлежит князю де Карини, вице-королю Сицилии, который правит островом именем короля Фердинанда IV, что вернулся в Италию и вступил во владения своим родным городом, прекрасным Неаполем.