Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

– Да, друг мой, я люблю вас, – продолжала она, – но не так, как обычно любят женщины. Главное для меня – ваши честь и достоинство, а не наслаждения. Именно поэтому я смиряюсь с тем, что все вокруг считают меня вашей любовницей, ведь это единственная причина, которая способна оправдать пребывание дворянина в труппе бродячих комедиантов. Но сплетни не имеют никакого значения – лишь бы я сама не утратила уважение к себе и знала, что чиста перед Богом и людьми. Должно быть то, что и в моих жилах течет благородная кровь, внушает мне эту гордость, возможно, смешную в какой-то там комедиантке. Но что поделать – такой я родилась!

Несмотря на робость и неопытность молодого барона, природа в конце концов взяла свое. Пленительные признания девушки затуманили его голову. Бледные щеки юноши вспыхнули, в ушах зазвенело, а сердце, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. Он не сомневался в целомудрии Изабеллы, но справедливо полагал, что в такую минуту мог бы переломить сопротивление ее стыдливости. Девушка стояла перед ним в ореоле своей чистоты, прекрасная, словно сквозь телесную оболочку светилась ее душа, подобная ангелу у врат любовного рая. Он шагнул вперед и в судорожном порыве крепко прижал ее к себе.

Изабелла не пыталась сопротивляться, но, избегая пламенных поцелуев барона, взглянула на него с печальной укоризной. Несколько прозрачных слезинок скатились из ее синих, как июньское небо, глаз. Сигоньяк ощутил их вкус на своих губах и почувствовал, как девушка внезапно напряглась, словно сдерживая рыдания, а затем все ее тело обмякло. Казалось, Изабелла близка к обмороку.

В глубоком смятении барон усадил девушку в кресло, а сам упал перед ней на колени и, сжимая ее похолодевшие руки, стал умолять о прощении. Он говорил о порывах чувств, которые мужчине так нелегко обуздать, об утрате самообладания, раскаивался и клятвенно обещал искупить вину покорностью и послушанием в дальнейшем.

– Вы причинили мне боль, – наконец со вздохом произнесла Изабелла. – До этой минуты я глубоко доверяла вам и полагалась на вашу деликатность. Неужели вам недостаточно было моего признания в любви? Ведь сама его откровенность должна была сказать вам, что я приняла решение не уступать своему влечению. Я понадеялась, что вы позволите любить себя так, как мне хочется, нежно и трепетно, не смущая мою душу грубыми посягательствами. Но теперь вы лишили меня этой надежды! А ведь мне так отрадно было видеть вас, слышать ваши речи, читать мысли по вашим глазам!.. Я стремилась разделить с вами горести, предоставив остальное другим. Мне думалось: вот среди тысяч циничных и распутных мужчин нашелся тот, кто верит в целомудрие и способен меня уважать. Я, жалкая комедиантка, которую вечно преследовали гнусными домогательствами, позволила себе мечтать о чистой привязанности! Я хотела только одного – привести вас к порогу счастья, а затем снова исчезнуть в безвестности. Надеюсь, я не была чересчур требовательна?

– Моя прекрасная Изабелла, каждое ваше слово ранит меня в самое сердце! – вскричал Сигоньяк. – Как я мог не понять вашего ангельского сердца! Я недостоин целовать даже следы ваших ног! Но отныне вам нечего опасаться – супруг сумеет обуздать слепой пыл любовника. Все, что у меня есть – это мое имя, такое же незапятнанное, как вы сами. И я предлагаю его вам, если вы удостоите меня чести принять его!

Барон все еще стоял на коленях перед девушкой, но при этих словах Изабелла наклонилась и, обхватив его голову руками, в порыве самозабвенного чувства запечатлела на его губах быстрый поцелуй. Затем она встала, выпрямилась и сделала несколько шагов по комнате.

– Вы станете моей женой! – словно в бреду повторил Сигоньяк, опьяненный прикосновением ее губ, свежих, как лепестки цветка, и обжигающих, как пламя.

– Никогда! – наконец ответила Изабелла. – Этого никогда не случится! Я покажу, что достойна такого счастья, отказавшись от него. О, друг мой, в каком блаженстве в эту минуту пребывает моя душа!.. Значит, вы решились бы с гордо поднятой головой ввести меня в те залы, где дремлют портреты ваших предков, в часовню, где покоится прах вашей матушки? Клянусь, я выдержала бы требовательные взгляды умерших, которым ведомо все, и венец девы на моем челе не был бы ложным символом!

– Как? Вы говорите, что любите меня, и отвергаете и как любовника, и как супруга? – вскричал Сигоньяк.

– Вы предложили мне свое имя, этого достаточно. Я возвращаю его вам, запечатлев в своем сердце. Всего мгновение я была вашей женой и больше никогда не стану ничьей. Целуя вас, мысленно я произнесла «да». Но это величайшее счастье не для меня. Вы, мой единственный друг, совершили бы страшную ошибку, связав свою судьбу с комедианткой. Мое театральное прошлое, каким бы безупречным оно ни было, навсегда осталось бы для меня постыдным укором. И вам были бы мучительны презрительные гримасы, с которыми встречали бы меня знатные дамы, а вызвать этих фурий на дуэль вы бы не смогли. Вы – барон, последний потомок знатного рода, на вас лежит обязанность вернуть ему величие, отнятое превратностями судеб. Когда случайно брошенный мною нежный взгляд заставил вас покинуть замок, вы помышляли лишь о романтической интрижке, и это вполне простительно. Но я заглядывала в будущее и думала о другом. Я воочию видела, как вы, будучи ласково принятым при дворе, возвращаетесь домой в великолепном наряде и с назначением на почетную должность, как замок Сигоньяк мало-помалу обретает свое прежнее великолепие. Мысленно я срывала с его камней плети плюща, укладывала новую черепицу на кровлях древних башен, чинила кладку стен, вставляла хрустальной чистоты стекла в рамы окон и покрывала позолотой аистов на вашем родовом гербе. И только после этого, уже на границе ваших владений, я безмолвно прощалась с вами и с горестным вздохом исчезала.

– Клянусь, ваша мечта осуществится, о Изабелла, но вовсе не так, как вы сейчас описали! Такая развязка слишком печальна. Вы первой перешагнете порог моего дома, у которого больше не станет расти трава забвения и нищеты, и ваша рука в тот миг будет лежать в моей!

– Нет! То будет какая-нибудь красивая, знатная и богатая наследница благороднейшего рода, во всем достойная вас. И вы сможете с гордостью представить ее своим друзьям, и ни один из них не сможет с ухмылкой шепнуть другому: «Мне случалось освистать эту особу» или: «Я аплодировал ей там-то».

– Это невообразимо жестоко, – воскликнул Сигоньяк, – отнимать у влюбленного всякую надежду! Вы распахнули передо мной небеса и тут же закрыли их вновь! Что может быть бесчеловечнее! Но я заставлю вас изменить это решение!

– Даже не пытайтесь, – дружелюбно, но твердо возразила Изабелла, – его ничто не может поколебать. Отступившись, я была бы вынуждена презирать себя. Поэтому довольствуйтесь самой искренней, самой преданной любовью, какой когда-либо наполнялось женское сердце, но не требуйте большего. Неужели это так скверно – бескорыстная любовь Простушки, которую кое-кто ввиду недостатка вкуса находит привлекательной? Даже герцог де Валломбрез гордился бы этим, – с насмешливой улыбкой добавила девушка.