Матильде Асенси - Твердая земля

— Смотрите, соседи! — воскликнул сеньор Эстебан, указывая рукой на меня, я как раз наполовину высунулась за борт. — Вот мой сын Мартин Неварес.

Стройная и изящная женщина с широким лицом и острым носом, примерно сорока с лишним лет, одетая в желтую юбку, белую блузку и корсаж, на котором сиял прекрасный шелковый платок, медленно приблизилась к отцу с выражением горечи на лице.

— И когда это ты завел сына, о котором мне ничего не известно? — громко спросила она, и многие жители быстрым шагом направились обратно в город.

Отец посмотрел на нее и улыбнулся.

— Какая радость снова с вами увидеться, моя госпожа! — воскликнул он, раскинув руки, словно на распятии.

— Повторяю вопрос, сеньор, если вдруг вы меня не слышали, — настаивала женщина угрожающим тоном, теперь уже множество соседей поспешили скрыться. — Откуда взялся этот сын, о котором я ничего не слышала до сегодняшнего дня?

Отец, не прекращая улыбаться, решительным шагом приблизился к ней, снял черную шляпу и отвесил элегантный поклон.

— Идемте, сеньора, сделайте милость, забудьте на время эти вопросы и примите меня как всегда, с радостью и удовольствием.

— Какой радости и удовольствия вы просите, купец дьявола! Не вы ли уверяли меня, что никогда мне не изменяли, мерзкий негодник?

Я в жизни не слышала подобного спора между мужчиной и женщиной, да еще и на улице, перед другими людьми. Мои родители, разумеется, никогда не разговаривали так грубо и непристойно. Но самое удивительное заключалось в том, что, насколько я знала, они даже не были женаты.

— Мартин, — обратился ко мне отец с удовлетворением, — это та самая Мария Чакон, прекрасная госпожа моих потаенных мыслей, моя королева и сеньора до самой смерти, которой я вверил себя с того дня, как мы познакомились.

Двое или трое отважных зевак, оставшихся, чтобы понаблюдать за этой сценой, ошеломленно молчали, как и я, поскольку просто потеряла дар речи при виде того, как отец смело обольщает создание, которое ждет ответа молча и мрачно подбоченясь. Мои товарищи на корабле собрались вокруг грот-мачты, подальше от глаз стоящей на причале Марии Чакон. Я уже начала по-настоящему тревожиться. Долгим взглядом обведя собравшихся, сеньор Эстебан сказал:

— Пятнадцать лет назад в Сан-Хуане на Пуэрто-Рико я навестил одну индианку из племени араваков, служанку самого важного в городе человека, и, как мне сказали, в тот же день она забеременела и родила моего сына, которого назвали Мартином. Вот этот сын, — сказал он, театральным жестом ткнув в мою сторону пальцем, — именно в этом качестве вам следует его рассматривать и обращаться.

Госпожа (хотя, по правде говоря, ее нельзя было назвать госпожой, поскольку она не была замужем) ревностно осмотрела его с ног до головы, а потом подняла голову, чтобы поглядеть на меня. В таком положении она оставалась некоторое время, переводя глаза с одного на другого, пока, наконец, не устала, после чего надменно дернулась, повернулась на каблуках и отправилась прочь, с силой погружая ноги в песок.

— Жду вас дома, сеньор! — бросила она отцу. — Нам нужно поговорить!

— Как пожелаете, сеньора, — ответил тот, весьма довольный.

Мои товарищи тем временем с явным облегчением снова начали двигаться, поднимая из трюмов припасы и товары, которые предстояло отнести на склад при лавке, а другие чистили корабль и заканчивали прочие дела на нем, собирая свои пожитки.

— Спускайся, Мартин! — приказал мне отец с берега.

Я натянула свою прекрасную красную шляпу и молнией спустилась, встав рядом с ним на пристани. Отец по-прежнему удовлетворенно улыбался.

— Всё прошло без сучка без задоринки, — сказал он, снова положив руку мне на плечо и подталкивая в сторону городка.

— Вы уверены, отец?

— Ты не знаешь ее так же хорошо, как я, — ответил он. — Она поумнее многих, уверен, что к этому времени она уже поняла почти всю правду. Ей не хватает кой-каких фактов, и она спросит о них, как только мы войдем в дом, но будь спокоен, она уже точно знает, что я ей не изменял и выдумал эту историю.

Отец оперся о мое плечо, как слепой, и таким образом мы прошли по пляжу, оставив позади пристань, и вступили на площадь в форме квадрата, с домами справа и слева и зданием ратуши напротив, с окнами в сторону моря — на северо-запад, в ту сторону, где пряталось солнце. Вскоре на шести имеющихся в городе улицах уже не осталось света.

— Завтра мы посетим ратушу и отдадим дань уважения дону Хуану Гуиралю, — провозгласил отец, — губернатору и военному наместнику этой провинции. Если он не в одном из своих походов против индейцев, я сообщу ему о твоем прибытии и о том, что ты будешь здесь жить.

Мы прошли мимо ратуши и вступили в небольшую сеть узких пыльных улочек, словно собирались покинуть город с противоположной стороны. Более того, как раз когда я уже увидела перед собой тень от джунглей, отец свернул вправо и остановился перед входом в единственный, за исключением ратуши, дом, построенный на каменном фундаменте, с покрытыми белой штукатуркой стенами и черепичной крышей. Несомненно, это был самый роскошный и большой дом в Санта-Марте, насколько я до сих пор могла судить, и занимал площадь, равную двум или трем другим домам. Здесь я увидела деревянную дверь, которая, как сказал отец, вела в лавку, а чуть дальше находилась другая приоткрытая дверь, откуда слышались музыка и смех.

— Предприятие сеньоры Марии, — с улыбкой объяснил отец.

— Предприятие? — удивилась я.

— Мария — владелица этого публичного дома, самого известного на Карибах. Ты разве не видел большие корабли у причала?

Я бы и хотела ответить, да не смогла: узнав, что Мария — проститутка, матрона девушек, служащих для развлечения, я просто окаменела. Я никогда не знала ни единого подобного человека, а судя по тому, что мне рассказывала тетушка Доротея, они были кошмарными женщинами, бесформенными и старыми, которых многочисленные сношения с мужчинами и самих превратили в подобие мужчин, с бородой на подбородке, широкими плечами и кадыком на шее.

— Но... но, отец, — пробормотала я. — Она же потребовала от вас верности у причала.

— Как и я от нее с тех пор, как мы вместе, — довольно ответил он. — Я же сказал тебе, это ее предприятие, а не ремесло. Чтобы ты знал, Мария была самой известной куртизанкой Севильи целых десять лет. В собственном доме она принимала важных торговцев, дворян, духовенство и самых значительных персон, включая даже военных из королевской армады. В те времена она заработала больше, чем я за всю жизнь.

Мы вошли на крыльцо и увидели подпирающие толстые балки крепкие столбы из черного дерева. Это был великолепный дом — чистый, полный свежести и растений. Музыка и крики из борделя доносились издалека, из-за стены. Здесь стояли мул и огромная гнедая лошадь, привязанные к кольцам и жующие кукурузу. Отец подошел к ним и ласково погладил.