Сергей Булыга - Царское дело

— Мы люди известные. Нас в Рославле все знают. Мой родитель, Петр Косой, дослужился до полусотенного головы и выслужил поместье. А меня оттуда сюда взяли, и князь Семен говорит, что если я буду справно служить, то он возьмет меня вместо покойного Трофима стряпчим. А после, может, дойду и до стольника.

— Если, конечно, тебя тоже не зарежут, — ядовито сказал дядя. — Га!

— А вот смеешься ты зря, — медленно проговорил Маркел. — А то я сейчас не удержусь и запорю тебя!

И быстро вынул нож из рукава. Дядя также быстро отшатнулся и сказал:

— Какие вы в Разбойном приказе все разбойники! Вот уж воистину, с кем поведешься, от того и наберешься.

Маркел в ответ только хмыкнул и, не спеша, убрал нож. Дядя пожевал губами и спросил:

— Зачем тебе Родька?

Маркел подумал и сказал:

— Лекарь говорит, что не мог государь так быстро преставиться. Помогли ему преставиться, вот что!

— Какой лекарь?

— Какой надо! А что?

— А то, что никаких лекарей государь к себе давно уже не допускал, — строго сказал дядя. — И никаких зелий, снадобий ни от кого не брал. Может, конечно, оттого и помер, что не брал.

— Как он помирал, ты видел?

— Нет.

— А Родька видел! Вот я и хочу его порасспрашивать.

— Да рассказывал он мне! — сердито сказал дядя. — Слышал я все это! Ну и что? Да Родька сам же говорил, что он даже понять ничего не успел. Позвали его, он пришел, государь сидит, подушками обложенный, и говорит: «Давай!» Бельский подал Родьке короб, Родька стал выгребать из него шахматы…

— Бельский подал? — быстро уточнил Маркел.

— Бельский, — уверенно ответил дядя. — И Родька стал выгребать из него. А государь вдруг захрипел и повалился.

— Так только Родька выгребал из короба? А государь?

Дядя подумал и честно признался:

— А пес его знает. Не помню. Да и разве это важно?

— Важно, дядя, очень важно! — строго сказал Маркел. — Вставай, пойдем. Сведи меня к Родьке. И я ему зла не желаю. Да я на него и не думаю.

— А на кого?

— Еще не знаю. А надо узнать! Не узнаю, мне князь Семен голову свернет. И твою вместе с моей.

— А мою за что? — спросил дядя.

— За то, что мне не помогал, — сказал Маркел. — Я так и скажу ему: пришел я к этому Тимохе, а он как начал вилять! Так что, скажу, может, и не зря на него думают, что он государя нарочно запарил.

— Э! — гневно вскричал Параскин дядя. — Ну, вы там, в Разбойном, все злодеи! Все, как один! Пошли! Креста на тебе нет…

Сказав это, Параскин дядя резко встал, надел шапку, взял со стола плошку и пошел к двери. Маркел пошел следом за ним.

Родька жил на нижнем этаже где-то в совсем дальнем углу. Пока Маркел с Параскиным дядей дошли до него, они, наверное, раз десять свернули туда и сюда и раз пять то поднимались, то спускались по лестницам. Параскин дядя держал плошку высоко, но свету от нее все равно было немного. Зато было много теней, которые скакали как попало, и Маркел боялся оступиться. А Параскин дядя шел легко, уверенно. Ну, еще бы, сердито думал Маркел, он здесь уже, наверное, лет двадцать ходит, ему тут каждая половица знакома. И Параскин дядя и в самом деле не только быстро шел вперед, но при этом еще и рассказывал примерно вот что:

— Видишь, куда его заперли? А раньше он жил наверху, рядом с Мастерской палатой. Но потом стал выпивать. А царь пьяных очень не любил. Что это, говорил, такое, куда ни сунься, везде эта пьяная рожа. И Родьку переселили. Но он за ум так и не взялся. Так что, бывало, его собирают к царю и только розовой водой побрызжут, дадут цукату пожевать, космы расчешут и ведут. Давно бы другого взяли, да где еще такого умельца найти?! Он же и в шахматы, он и в тавлеи, он даже в чет-нечет на пальцах всегда первый. Сколько раз мы его, бывало, испытывали, а он всегда был при выигрыше. Отец Феодосий говорит, что Родька — чертов сын, и как его увидит, обязательно крестится. А вот и он!

Это Параскин дядя сказал, когда они подошли к двери, которая была закрыта на метлу.

— Что такое? — спросил Маркел. — Он что, уже ушел куда-нибудь?

— Наоборот, пришел, — сказал Параскин дядя. — Это его здешние снаружи заперли, соседи, чтобы он ночью не шастал, не мешал отдыхать.

С этими словами Параскин дядя вытащил метлу из пробоев, отставил в сторону и открыл дверь.

Когда они вошли внутрь, то стало слышно, что там кто-то тяжело сопит. Параскин дядя посветил, и Маркел увидел Родьку. Это был еще не старый человек, худой, с редкой кустистой бородой. Родька лежал на лавке и спал не разувшись.

— Родя! — сказал Параскин дядя и наклонился к нему. — Это я, Тимоха.

Родька продолжал сопеть. Он был лобастый, белобрысый.

— Родя! — еще раз сказал Параскин дядя. — Царь зовет!

Родька перестал сопеть и замер. Параскин дядя повторил:

— Родька! Царь зовет! Вставай!

Родька открыл один глаз и стал им осматриваться. После опять закрыл. Параскин дядя сел рядом с Родькой на лавку, положил ему руку на плечо и заговорил уже вот как:

— Родя, за тобой пришли. Говорят, ты царя уморил. Будут тебя казнить. Вставай!

Родька открыл оба глаза и посмотрел на Маркела. Параскин дядя продолжал:

— Видишь его? Это Маркел. Он сейчас будет тебе руки выкручивать и иголки под ногти загонять.

— Не иголки, а щепки, — поправил Маркел.

— О! — сказал Параскин дядя. — Слышишь?

Родька помолчал, потом с усилием, но и очень сердито спросил:

— Ты кто такой?!

Маркел вместо ответа показал овчинку. Родька на это только усмехнулся. Маркел убрал овчинку и сказал:

— Меня князь Семен прислал. Князь Лобанов-Ростовский, из Разбойного приказа. А я там стряпчий. И князь Семен мне сказал: сходи, стряпчий, к Родиону и скажи ему, пусть сразу во всем признается, тогда ему будет послабление. Так и сказал: послабление.

Родька в ответ только хмыкнул и посмотрел на Параскиного дядю. Тот встал, сходил за занавеску, повозился там, позвякал, а после вышел со шкаликом. Родька перестал дышать. Параскин дядя сел с ним рядом, одной рукой помог ему подняться, а второй подал шкалик. Родька его быстро выпил, отбросил на лавку, на тряпки, утерся и уже только после этого посмотрел на Маркела и спросил:

— Ну так чего тебе надо?

Голос у Родьки был хриплый, глаза у него бегали, а какие уши были у него, ого, с удивлением подумал Маркел, он таких больших ушей сроду не видывал!

— Ну, — опять спросил Родька, — чего?!

Маркел сказал:

— Люди стали разное брехать. Одни даже брешут, что это ты царя сгубил. Но князь им не верит. Иди, он сказал мне, и расспроси у Родьки сам. И как он скажет, так и запишем.

— А! — сказал Родька. — Вот как…

И опять стал смотреть на Маркела. Маркел заговорил:

— Люди говорят, к тебе пришли и повели к царю. Ты пришел, а царь уже сидит, и уже доска готова, и даже Бельский уже шахматы достал, расставил, и царь уже ждет. Так было?