Дарья Плещеева - Батареи Магнусхольма

— Так она и чего получше найдет. Сам видишь, я не этот, как бишь его… Антиной? — не слишком уверенно сказал Лабрюйер.

Янтовский наверняка впервые услышал имя древнегреческого красавца, но виду не подал.

— Отчего не Антиной? Весьма и весьма Антиной. Ты мужчина упитанный, не то что я, дамам нравятся плотные мужчины.

— Дамам нравятся атлеты.

— Извольте садиться, — сердито сказала Каролина, указывая на кресло, которое изваял, надо думать, тот самый чудак, что осчастливил Ригу Коммерческим училищем: более вычурной краснокирпичной готики ни в одном немецком городишке, пожалуй, было бы не найти. Кресло Лабрюйер приобрел сдуру, а потом обнаружил, что сидеть в нем нужно умеючи: откинешься на спинку, украшенную тяжелыми деревянными шпилями с башенками, и вместе со всем сооружением грохнешься на пол. Призванный на помощь мебельщик только руками развел и посоветовал приставлять кресло к стенке.

Янтовский посмотрел на Каролину с любопытством, потом перевел взгляд на Лабрюйера. Агенты Сыскной полиции умели передавать глазами достаточно сложные фразы, вот и Янтовский вместил в короткий взгляд целое послание: Матка Боска, да где ж ты, товарищ, откопал такое поразительное воронье пугало?! Лабрюйер вздохнул, во вздохе было ответное послание: да если бы я мог выбирать…

Каролина стала налаживать освещение, чтобы бледное тонкое лицо поляка, удивительно аристократичное для его ремесла, преподнести наилучшим образом.

— Сюда глядите, нет, сюда, — командовала она. Янтовский, подкрутив светлые усики, старательно задирал подбородок; не каждый день позируешь фотографу в графском виде…

Лабрюйер смотрел на него с легкой завистью — умеет же чертов пан принимать великосветские позы, умеет же носить дорогую одежду, где только научился? Не то что некоторые, за примером — ходить недалеко: вон он, некоторый, отражается в большом зеркале, и зеркало какое-то хитрое, вытягивает и делает стройнее, а на самом деле рост невелик, брюшко заметно, и голова — такая голова, что не сразу шляпу подберешь, раза в полтора больше обыкновенной, ну не в полтора, но все же…

— А что я в театре видел! — вдруг вспомнил Янтовский. — Даму с розовыми зубами!

— Это как?

— Новая мода пошла, прямо из Парижа, и зубодеры за покраску зубов немалые деньги берут. Я про это только слышал, а вот и увидел. Жуть! Словно крови напилась, а рот утереть забыла.

— Жуть, — согласился Лабрюйер, которого от возникшей в голове картинки прямо передернуло.

— Не шевелитесь! И рот закройте! — прикрикнула Каролина. Янтовский, который не боялся в Старой Риге скакать через улицы с крыши на крышу, даже голову в плечи втянул, но быстро выпрямился и принял вид независимого породистого шляхтича, любимца прекрасных паненок.

Уговорившись с Лабрюйером о следующей встрече, желательно там, где можно за рюмкой хорошего вина вспомнить бурную молодость, Янтовский отправился в немецкий театр — ловить своего жулика. А Лабрюйер затосковал — он бы охотнее всего пошел с Янтовским. Как будто мало ему было суеты вокруг покойных собачек…

На следующий день он сидел в лаборатории, под руководством Каролины и в свете красного фонаря учился делать художественные снимки, для чего махал руками над фотографической бумагой, высветляя таким образом на ней нужные места. Ян, дежуривший в салоне, прислал Пичу — господина Гроссмайстера требовали к телефонному аппарату, причем из полиции.

— Твою красавицу никто не опознал, — сказал ему Линдер. — Видимо, гастролеры прибыли издалека. Ты говорил, что они вовлекли в свои затеи какого-то офицера. Ты с ним знаком?

— Знаком. Это капитан Адамсон.

— Можешь с ним встретиться по-приятельски? Вдруг что-то нужное брякнет?

— Ты взялся за это дело?

— Потому и телефонирую. Из Варшавы предупредили — нужно ждать гостей. Так, может, это они и есть. Адамсон знает, что ты ушел из полиции?

— Когда мы познакомились, я уже не был в полиции.

— Это хорошо! Если Красницкий завел игру во «Франкфурте-на-Майне», то Адамсон непременно должен там бывать. Так ты заглядывай, ужинай там, что ли…

— Это тебе дорого обойдется, Линдер.

— Готов служить, Гроссмайстер!

Лабрюйер вернулся в лабораторию и обрадовал Каролину — ей опять предстоит ужин в ресторане.

— Но что же я надену? — спросила Каролина. Лабрюйер ушам своим не поверил — эмансипэ превращалось в женщину!

Пичу послали за матерью. Госпожа Круминь прибежала на зов и обещала отвести Каролину в лавку, где продаются недорогие и отменно сшитые блузки, очень приличные, без бантов величиной с лошадиный хомут.

Отправив фотографессу в лавку, Лабрюйер посидел немного в салоне, выдавая заказы. Потом он сходил домой — переодеться к ужину. В подъезде ему попалась фрау Вальдорф, груженная большой корзиной. Лабрюйер внес корзину на второй этаж.

— Чашечку кофе? — предложила фрау.

— Благодарю, но спешу. Пришел домой только переодеться к ужину.

— Герр Гроссмайстер ужинает в приличном заведении?

— Да, в ресторане «Франкфурт-на-Майне».

— Я ни разу там не была… — запечалилась фрау. — Мой супруг не понимает светского тона…

— Если фрау позволит, я охотно приглашу ее поужинать. И фрейлен Ирму также.

Эта мысль Лабрюйеру понравилась — мужчина, который приводит с собой в ресторан двух благопристойных рижских дам, одетых соответственно, и одну не слишком благопристойную, менее всего похож на полицейского, ведущего следствие о мошенниках.

Ему повезло — в ресторане он обнаружил капитана Адамсона и постарался попасться ему на глаза. Адамсон страшно удивился, увидев пьянчужку из церковного хора в прекрасно пошитом костюме, с сытой, даже чересчур сытой физиономией.

— А я вас тут уже видел пару дней назад, — сказал Лабрюйер. — Любопытно получается — когда мы в последний раз виделись, ни вы, ни я не могли мечтать о постоянных ужинах во «Франкфурте-на-Майне». А вот как вышло — вы уже капитан, я — владелец солидного заведения. Заходите ко мне, я велю сделать ваши карточки. У меня не фотограф, а, можете представить, фотографесса. Удивительно ловкая и опытная особа. Давайте-ка я вас ей представлю.

Пока Красницкие еще не пришли, можно было запустить в Адамсона когти поглубже, и тут Лабрюйер возлагал большие надежды не на Каролину, а на фрау Вальдорф. Ей непременно должен был понравиться офицер в мундире. Фрау действительно очень обрадовалась и принялась щебетать, что у нее получалось даже трогательно. Фрейлен Ирма хмуро смотрела на скатерть. Лабрюйер подумал, что брачные затеи родственницы ей, наверно, порядком надоели.

Попросив позволения у дам, Лабрюйер и Адамсон вышли минут на десять в курительную комнату.

Лабрюйер спросил о Красницком — якобы он где-то видел этого господина, и не хозяин ли он лесопилки? Естественно, оказалось, что лесопилки у мошенника нет, зато есть очаровательная супруга, и она-то, кажется, лишила бедного Адамсона рассудка.