Фрэнсис Гарт - Гэбриэль Конрой

— Пошел! — яростно крикнул вознице мистер Гемлин. — Какого дьявола ты стоишь?

Лошади рванули, стоявший с виноватым видом Гэбриель скрылся в облаке пыли, мистер Гемлин в изнеможении откинулся на подушки.

Когда Гнилая Лощина осталась позади, в его настроении наступил, впрочем, перелом к лучшему. В Сан-Антонио он въехал почти таким же дерзким и бесшабашным, как бывало; все готовы были поклясться, что ему на самом деле лучше; все, кроме лечащего врача. А этот джентльмен, тщательно выслушав больного, сказал вечером Питу, когда остался с ним наедине:

— Нервный подъем продлится три дня. Я уезжаю в Сан-Франциско и вернусь точно к сроку, если, конечно, вы не вызовете меня телеграммой раньше.

Он весело простился со своим пациентом и грустно со всеми остальными. Перед отъездом он разыскал отца Фелипе.

— У меня больной, — сказал доктор, — он в дурном состоянии; гостиница — неподходящее для него место. Нет ли здесь какого-нибудь семейного дома, куда его взяли бы на неделю по вашей рекомендации? Через неделю он окрепнет или же… не будет вообще нуждаться в людской помощи. Протестант? Нет, он — никто. Я слышал, вы имели дело с язычниками, отец Фелипе!

Отец Фелипе пристально поглядел на собеседника. Имя его как искусного врача было известно иезуиту; а проницательность и ум доктора были видны в каждом его слове.

— Странный случай, сын мой, — сказал священник, — печальный случай. Я сделаю, что смогу.

Он выполнил обещание. Назавтра, под присмотром отца Фелипе, мистера Гемлина перевезли в Ранчо Блаженного Рыбаря; хотя хозяйка ранчо была в отъезде, Джеку было оказано полное гостеприимство. Когда миссис Сепульвида вернулась из Сан-Франциско, она сперва удивилась, потом проявила интерес к гостю, под конец же была весьма довольна.

В госте, привезенном отцом Фелипе, она распознала того самого таинственного незнакомца, которого всего несколько недель тому назад видела возле Ранчо Святой Троицы. Несмотря на болезнь, Джек все еще был хорошо собой; больше того, нездоровье сообщало ему то меланхолическое очарование, которое одни лишь женщины — хрупкие, болезненные существа — умеют ценить по достоинству. Она принялась баловать больного; на день уложила его в свой собственный гамак на веранде, на ночь отвела ему лучшую спальню в доме. Когда этот приятно проведенный день подошел к концу она сказала, лукаво улыбаясь:

— Мне кажется, я вас однажды уже видела, мистер Гемлин; это было у Ранчо Святой Троицы, в поместье донны Долорес.

Мистер Гемлин слишком хорошо знал женщин, чтобы проявлять пред лицом донны Марии излишний интерес к ее подруге. Он лишь вяло признал, что это было действительно так.

Донна Мария (теперь уже окончательно уверившись, что предметом внимания мистера Гемлина в тот памятный день была именно она, и начиная испытывать приятное подозрение, что и сейчас далеко не случайно он оказался в ее доме). Бедная донна Долорес! Мы потеряли ее навеки!

Мистер Гемлин . Когда?

Донна Мария . Восьмого числа, в день страшного землетрясения!

Подсчитав, что десятого числа Грейс появилась в Гнилой Лощине, мистер Гемлин что-то рассеянно пробормотал в ответ.

— Ах, как это печально! И все же, быть может, к лучшему. Бедняжка жестоко страдала от безответной страсти к своему юристу, знаменитому Артуру Пуанзету. Как, вы ничего не слышали об этом? Великое счастье, что она умерла, не зная, что его чувства к ней были притворными. Верите ли в перст провидения, мистер Гемлин?

Мистер Гемлин (с сомнением в голосе) . Это когда вам карта идет?

Донна Мария (пропуская мимо ушей пример мистера Гемлина) . Только послушайте! Бедная донна Долорес! Мы ведь с ней были очень близки. И тем не менее находились сплетники, — вы даже не представляете, мистер Гемлин, как ужасны эти маленькие городишки! — находились сплетники, утверждавшие, что Пуанзет влюблен не в нее, а в меня.

Миссис Сепульвида метнула на собеседника лукавый взгляд, наступило молчание. Потом мистер Гемлин позвал слабым голосом:

— Пит!

— Да, масса Джек!

— Не пора ли мне принять лекарство?

Когда приехал доктор Дюшен, он ни с кем не захотел разговаривать и даже не стал отвечать на расспросы встревоженной Олли. Мистеру Гемлину он сказал:

— Вы не будете возражать, если я вызову доктора Макинтоша? Чертовски сообразительный парень.

У мистера Гемлина не было возражений. Без отлагательства послали телеграмму, и доктор Макинтош приехал. Три или четыре часа врачи толковали на своем тарабарском жаргоне о судьбе человека, который, по искреннему убеждению мистера Гемлина, уже не существовал. После того как доктор Макинтош отбыл, доктор Дюшен, имевший с ним по пути в контору почтовых дилижансов еще один, последний, самый серьезный разговор, пододвинул свой стул к ложу Джека.

— Джек!

— Да, сэр.

— Как дела у вас, в порядке?

— Да, сэр.

— Джек!

— Да, сэр.

— Вы очень порадовали Пита сегодня утром.

Джек удивленно поглядел на доктора. Тот продолжал:

— Вы сказали, что веруете в бога, как и он.

Глубоко запавшие глаза Джека заискрились смехом.

— Старик истерзал меня своим миссионерством, в особенности с той минуты, что вы вызвали доктора Макинтоша. Вот я и решил сделать ему поблажку, сказал, что во всем с ним согласен. Старик ведь любит меня, доктор, а я — между нами, конечно, — уже не успею ничем его отблагодарить. Получается нечестно.

— Вы думаете, что скоро умрете? — строго спросил доктор.

— Думаю, что так.

— Какие будут у вас распоряжения?

— Джим Бриггс из Сакраменто — экая, право, скотина! — взял у меня оправленный в серебро «дерринжер» и так и не вернул. А мне хотелось подарить его вам, доктор! Скажите ему, чтобы отдал без разговоров, не то…

— Джек, — прервал больного доктор Дюшен, с огромной нежностью беря его за руку, — пожалуйста, не заботьтесь обо мне.

Мистер Гемлин ответил крепким рукопожатием.

— Была еще у меня булавка с брильянтом, да она в закладной лавке в Уингдэме; деньги пошла юристу Максуэллу, чтобы добыть свидетелей для этого дурня Гэбриеля. А когда мы с Гэбриелем прятались, я познакомился с Перкинсом, главным его свидетелем; у Перкинса не было ни гроша, и я отдал ему свое кольцо, чтобы он смог поскорее уехать и потом вовремя явиться на суд. А самородок я отдал Олли, чтобы заказать золотую чашечку для детеныша этой бешеной тигрицы, Гэбриелевой жены, госпожи Деварджес. А часы… черт побери!., кому же я отдал свои часы? — недоуменно промолвил мистер Гемлин.

— Не стоит раздумывать об этом, Джек! А нет ли у вас каких-либо поручений?

— Нет.

Наступило долгое молчание. Такая стояла тишина, что слышно было, как тикают часы на каминной полке. Потом из прихожей послышался смех. Там сидел собрат Джека по ремеслу, сильно подвыпивший и расстроенный профессиональными неудачами.