Александр Дюма - Черный тюльпан (др. изд.)

Потом, не обращая внимания на последний крик отчаяния, который издала Батильда, герцог Орлеанский открыл дверь своего кабинета и удалился.

Лафар увлек за собой полумертвую девушку и посадил ее в одну из карет, всегда стоявших наготове во дворе Пале-Рояля. Карета тотчас помчалась во весь опор, направляясь к Бастилии по улице Клери и бульварам.

Во время всего пути Батильда не проронила ни слова. Она была безмолвна, холодна и бесчувственна, как статуя. Глаза ее, устремленные в одну точку, были сухи. Только подъезжая к крепости, она вздрогнула: ей показалось, что на том самом месте, где был казнен шевалье де Роган, во мраке возвышается эшафот. Немного дальше часовой крикнул: «Кто идет?» Потом экипаж проехал по подъемному мосту, поднялась решетка, открылись ворота, и карета остановилась у лестницы, которая вела к коменданту.

Выездной лакей без ливреи открыл дверцу. Лафар помог Батильде сойти. Она едва держалась на ногах; душевные силы покинули ее, когда исчезла надежда.

Лафару и лакею пришлось почти нести ее на второй этаж. Господин де Лонэ ужинал. Батильду оставили в гостиной, а Лафара немедленно повели к коменданту.

Прошло минут десять, в течение которых изнемогающая Батильда оставалась в кресле, куда она упала, войдя в гостиную. Бедняжка думала только об ожидавшей ее вечной разлуке с Раулем, мысленно видела, как ее возлюбленный поднимается на эшафот.

Через десять минут вошел Лафар вместе с комендантом. Батильда машинально подняла голову и посмотрела на них блуждающим взором.

Тогда Лафар подошел к ней и, предлагая ей руку, сказал:

— Мадемуазель, в церкви все готово, и священник вас ждет.

Батильда встала, ничего не ответив, бледная и оцепеневшая. Почувствовав, что у нее подкашиваются ноги, она оперлась на руку Лафара. Господин де Лонэ шел впереди, двое слуг с факелами освещали им путь.

Войдя в церковь через одну из боковых дверей, Батильда увидела д'Арманталя, входившего через другую дверь в сопровождении Валефа и Помпадура. Это были свидетели жениха, а господин де Лонэ и Лафар были свидетелями невесты. У каждой двери неподвижно, словно застывшие статуи, стояли два гвардейца с обнаженными шпагами.

Влюбленные шли навстречу друг другу: Батильда, бледная и изнемогающая, Рауль, спокойный, с улыбкой на устах. Когда они поравнялись с алтарем, шевалье взял девушку за руку и подвел ее к предназначенным для них местам. Там они оба упали на колени, не сказав ни слова друг другу.

Алтарь был освещен всего лишь четырьмя восковыми свечами. И в этой церкви, и без того темной и овеянной мрачными воспоминаниями, их тусклый свет придавал церемонии что-то общее с заупокойной службой. Священник начал мессу. Это был красивый седовласый старик с печальным лицом, на котором повседневные обязанности оставили глубокий след. Ведь он был капелланом Бастилии двадцать пять лет и за эти двадцать пять лет выслушал немало горьких исповедей и увидел немало печальных зрелищ.

Прежде чем благословить супругов, он по обычаю обратился к ним с кратким наставлением. Но, вместо того чтобы говорить супругу об обязанностях главы семейства, а супруге — об обязанностях матери, вместо того чтобы приподнять завесу над их будущей жизнью, он говорил им о небесном покое, о милосердии Божием, о вечном воскресении. Батильда чувствовала, что задыхается. Рауль, видя, что она готова разрыдаться, взял ее за руку и посмотрел на нее с такой грустной и глубокой покорностью, что бедная девушка сделала над собой последнее усилие, чтобы сдержать слезы, которые, она чувствовала, капля за каплей падали ему на сердце. В момент благословения она склонила голову на плечо Рауля. Священник подумал, что ей стало дурно, и остановился.

— Продолжайте, продолжайте, отец мой, — прошептала Батильда.

И священник произнес сакраментальный вопрос, на который оба ответили «да», казалось вложив в это слово все силы своей души.

По окончании церемонии д'Арманталь спросил у господина де Лонэ, будет ли ему позволено провести с женой оставшиеся ему немногие часы жизни. Господин де Лонэ ответил, что ничего не имеет против и что их отведут в камеру д'Арманталя. Тогда Рауль расцеловался с Валефом и Помпадуром, поблагодарил их за то, что они согласились быть свидетелями на этом мрачном венчании, пожал руку Лафару, выразил свою признательность господину де Лонэ за доброе отношение к нему во время его пребывания в Бастилии и, обняв за талию Батильду, которая, казалось, вот-вот рухнет на каменные плиты церкви, повел ее к двери, через которую вошел. Там ждали двое людей с факелами, которые пошли впереди и проводили их к двери камеры д'Арманталя. Привратник открыл им дверь. Рауль и Батильда вошли, дверь закрылась, и супруги остались одни.

Тут Батильда, которая до сих пор сдерживала слезы, не смогла более противиться своей скорби. Из груди ее вырвался душераздирающий крик, и она, ломая руки и рыдая, упала в кресло, сидя в котором д'Арманталь, без сомнения, часто думал о ней в течение трех недель своего заточения. Рауль бросился к ее ногам, обнял ее колени и хотел утешить. Но он сам был так потрясен горем, что мог лишь рыдать вместе с ней. Это железное сердце тоже растопилось, и Батильда почувствовала на своих губах одновременно слезы и поцелуи возлюбленного.

Они провели вдвоем не больше получаса, когда услышали приближающиеся шаги, а вслед за тем поворот ключа в замочной скважине. Батильда вздрогнула и судорожно прижала к своему сердцу д'Арманталя. Рауль понял, какое ужасное опасение мелькнуло у его жены, и успокоил ее. Это еще не мог быть тот, кого она страшилась увидеть: казнь была назначена на восемь часов утра, а только что пробило одиннадцать вечера. В самом деле, появился господин де Лонэ.

— Господин шевалье, — сказал комендант, — будьте добры следовать за мной.

— Один? — спросил д'Арманталь, в свою очередь заключая в объятия Батильду.

— Нет, вместе с супругой, — сказал комендант.

— Вместе, вместе! Ты слышишь, Рауль? — вскричала Батильда. — Куда угодно, только бы вместе! Мы готовы, сударь, мы готовы!

Рауль в последний раз сжал Батильду в объятиях, запечатлел у нее на лбу последний поцелуй и последовал за господином де Лонэ, призвав на помощь всю свою гордость, стершую с его лица всякий след только что испытанного им ужасного волнения.

Все трое некоторое время шли по коридорам, освещенным лишь редкими фонарями, потом спустились по винтовой лестнице и оказались у двери башни. Эта дверь выходила во внутренний двор, который был окружен высокими стенами и служил местом для прогулок узникам, не осужденным на одиночное заключение. Во дворе стоял экипаж, заложенный двумя лошадьми, на одной из которых сидел кучер; в темноте поблескивали кирасы десяти или двенадцати мушкетеров.