Петр Петров - Борель. Золото [сборник]

— Новую новинку на старую брюшинку, — сказал старик, жуя перистый пучок черемши.

— Так ты думаешь, по всей протоке есть золото? — повеселел Гурьян.

— А вот испробуем. Спирька говорил с ручательством. Взять только трудно металл. Черняев со Спирькой тут все облазили.

— Возьмем драгой.

Старик увидел дерзновенный взгляд директора, направленный на протоку, рассекающую долину на десятки километров. О драге он знал понаслышке и выразил сомнение, покачав головой.

— Ну, вот, сынок, и я у тебя, — монотонно начал он, усаживаясь на кочку. — Моему фарту судьба не вышла, стал быть. Да и не надо теперь его. Все переменилось к хорошему, видать, мне, варнаку, умирать легче.

Митрофан закашлялся и свалился бы, но Гурьян подхватил его и усадил в машину. На обратном пути старик крутил головой и бормотал что-то невнятное, не замечая встревоженных взглядов директора.

…Он пришел в сознание в больнице. Рядом сидели в белых халатах Гурьян и Вандаловская. Был уже поздний вечер.

— Старческий паралич, — объяснил доктор, рыжеволосый и длинный старик.

— Значит, есть надежда, что поживет еще? — спросила Вандаловская.

— Трудно сказать, как пойдет процесс…

В это время Митрофан открыл глаза и сделал движение, чтобы повернуться.

— Ну, как золото? — тихо спросил он.

— В первом шурфе не нашли, — заторопился Гурьян. — Оживай…

— Дай вина, — застонал Митрофан.

Доктор поднес к его губам мензурку с лекарством, но микстура вылилась обратно. Доктор взял руку старика и тревожно кивнул директору. Митрофан замычал и потянулся.

— Кончается, — шепнула Вандаловская.

— Оживет, — тихо ответил доктор.

Митрофан задышал спокойнее.

Доктор раздвинул белые занавески. В палату медленно проникал рассвет голубого июньского утра.

А на другой день Митрофан поднялся и ушел в тайгу с вольною артелью копачей.

Насыщенная запахом перегорелой нефти, над улицами висла копоть. Наступала ночь, движение замирало. Через голову Степанова Гурьян смотрел в окно на шелестящие в саду тополя.

От лунного света деревья казались желто-прозрачными, а ерш на голове управляющего трестом блестел отчищенным серебром. Степанов дочитал длинное письмо Стукова и устало поднял глаза на Гурьяна.

— Так в чем же дело? Программа ваша утверждена, кредиты отпускаем. Против назначения Вандаловской главным инженером и твоим первым помощником — возражений нет.

— Да, но это не все! — Гурьян повернулся вместе со стулом и подался грудью. — Я хочу выяснить, почему задерживаются материалы и продукты по нашим заявкам, когда мы открыли новый источник богатого золота? — Гурьян достал из портфеля длинный список, на который Степанов наложил руку и улыбнулся, показывая вставные зубы.

— Расскажи лучше так.

— Ну, хоть бы буровые станки. Полгода ждем «Крелиусы», а нам сунули барахло и то без истирающих материалов.

— Станки неплохие.

— И завидного мало. Ты понимаешь, мы сейчас добрались до богатства, а определить площадь этого залегания как следует нечем… И драга нам нужна.

— Значит, нужно выяснить, почему задерживаются ваши заказы?

Гурьян начинал горячиться: по щекам забегали желваки, натягивая смуглую кожу.

— А я о чем же говорю? Бегунка нас не обслуживает. На новую обогатительную фабрику два года вороны пакостят, а в тресте ничего не знают. Почему эта фабрика до сих пор не построена? Почему для нее нет агрегатов? Почему, наконец, топит наши шахты?

Лицо Степанова сразу порыхлело.

— Может быть, комиссию к вам послать?

Гурьян отмахнулся.

— Довольно акты лепить! Лучше разреши мне оставить здесь своего представителя для наблюдения за выполнением наших заказов.

— Так, значит, ты серьезно думаешь, что инженер Гирлан?..

— Определенно… Думаю, что тут целая компания работает на лордов. Ну, посмотри, не эти ли гирланы загубили, заплевали концессией Лену, разрушали несколько лет Улентуй, мешали нам.

Степанов задержал руку Гурьяна.

— Обожди, Нарыков. Я не спорю. Но ведь все надо оформить и доказать фактами. Инженер Гирлан, конечно, крупная рыба, это тебе известно.

— Мелкая вошь, — оборвал Гурьян. — Ковырни его поглубже и легко достанешь до дна.

Голубел рассвет, когда вышли они из конторы.

В лаборатории было светло. На столах стояли различных размеров стаканы, воронки, пробирки и много других химических приборов. Перебоев, в пенсне и сером халате, громко стучал сапогами о гладкий пол. Химик был похож на серую тень. Он взял один из стаканов и поставил его на край стола.

Затем долго рассматривал, повертывая в пухлой руке реактивные склянки, составленные на полке. Открыв одну из них, химик наклонил ее над фарфоровой чашкой. По прозрачному дну посудины покатились блестящие шарики, соединяясь в крупные сферические капли. Ртуть была здоровая. Это химик знал хорошо. Он встряхнул банку с желтоватой до пыли измолотой рудой и криво усмехнулся: это была руда из новых забоев, принесенная на анализ.

В этом беззвучном мирке химик несколько лет чувствовал себя единственным властелином и судьей. До сих пор сюда никто не проникал, никому не было дела и охоты интересоваться мирком Перебоева. Бегунвая фабрика и лотки давали то очень низкие, то значительно высокие пробы, но прежние управители рудника не пытались установить эту разницу путем более точного анализа.

Перебоев подлил в склянку воды, приготовил навеску руды и, всыпав ее туда же, начал смешивать все стеклянной палочкой. Химик рассматривал в лупу частицы свободного золота. Он видел, как желтоватые, неуловимые простым глазом, частицы благородного металла цепко прилепляются к бегающим сферическим шарикам. Блеклые глаза химика расширились от удивления. Края склянки окаймляла серая, похожая на болотную ржавчину, амальгама. Лупа теперь была не нужна. Химик вытер концом халата широкое красное лицо.

По многолетнему опыту знал, что ртуть соединилась с частицами золота.

Перебоев долго мял золотую амальгаму в пухлых пальцах, промывая ее горячей водой. Отжав амальгаму через тонкую замшу, он завернул ее в пергаментную бумагу и разжег керосинку с прикрепленным наверху герметическим сосудом. Для удаления ртути из золота нужно было накалить сосуд до темно-красного каления. Нужно было медленно и постепенно повышать температуру.

Химик снял халат и, закрыв лабораторию, направился ужинать.

А утром около конторки кассы Надежда Васильевна громко смеялась на все учреждение:

— Татьяна Александровна надеялась здесь открыть трансваальский Ранд, но, кажется, здорово ошиблась!

— А в чем дело? — недоумевали служащие и шахтеры.

— Так с новыми-то забоями полный провал!