Петр Петров - Борель. Золото [сборник]

— А трест как?

— Я написал ему, но ответа ждать долго. Здесь, видишь ли, в первую голову нужна ударная лава из партийцев и шахтеров, а остальных мы потянем за собой, как тогда на бремсберг.

— Я подумаю, Гурьян… Но, кажется, из этого ничего не выйдет…

Гурьян шел домой опечаленный.

Постановление партсобрания и приказ дирекции изумили улентуйцев. Горячий ветер трепал по заборам серые листы бумаги, на которых рукой Пинаева были выведены жаркие слова:

«Большим ударом, усилиями испытанной гвардии шахтеров и старателей, под руководством партии превратим Улентуй в образцовый социалистический прииск».

Костя и Кудряш бегали по забоям с пачками многотиражки.

Над Улентуем голоса гудков, с каланчи призывно звянькал дребезжащий колокол.

Алданец стоял, картинно подбоченясь, на площадке бремсберга. Он презрительно бросил в лицо Кости:

— Эй, интеллигенция из сельского сословия!

— Чего тебе? — забойщик взбычился, сжал кулаки.

— В сволочах ходите! Волыну разносите!

— Отстань, хамло!

— От хамла слышу!

…К серокирпичному бескрышему зданию обогатительной фабрики артель Морозова прокладывала рельсы. На крыше электростанции появились люди с кайлами, гвоздодерами и топорами. Шахты и новые шурфы опустели. Рудник умолк, будто пораженный внезапным ударом в самое сердце. Но взбудораженные мощным зовом тысячи людей единой волей ринулись на большой штурм, на исправление прошлых ошибок. По зыбкой лестнице Костя вскарабкался на крышу электростанции. Бутов размашисто рушил тяжелой кайлой слежавшиеся кирпичи. Отсюда были видны все окрестности рудника. Кучи людей рассыпались по долине. Передние вели от реки канаву. Темная борозда ответвлялась от прежней водопроводной магистрали и под прямым углом ползла к месту нового участка. А там, сверкая лопатами, молотками, переваливая с грузовиков каменный плитняк, мастера под руководством техников и инженеров закладывали фундаменты электростанции и обогатительной фабрики.

Бутов сбросил обе рубахи. С бугристой волосатой груди шахтера до ошкура шаровар стекали капли пота. Он был похож на древнего гладиатора.

К полдню беспорядочная толкотня прекратилась. В помощь машинам прибыл конный транспорт. Над обезглавленными зданиями фабрики и электростанции мутным облаком вздымалась каменная едкая копоть. Вокруг нового участка грудились материалы, люди, машины.

Костя махнул лопатой и через кулак прокричал Бутову:

— Держись, камешки, Нил Семенович!

Шахтер стряхнул с бороды пыль, оглянул обступивших его рабочих.

— И правильно! Настроили нам валютные спецы!

Алданец отбросил лихой чуб, хмыкнул:

— Те на лордов строили, а мы на свинопасов да кухарок.

От свирепого взгляда Бутова опустили головы рабочие.

— Ты поменьше воняй тут!.. Не любо — подавайся отсюда на бродягу, покель собаку не отшибили.

И тут понеслись голоса:

— Давно пора!

— Шаркунец беззвонной!

— Может быть, не задарма стараешься?

— Ишь, краги натянул и золотые часы!

— Сволота — одно слово!

Подъехала походная кухня.

Алданец схватил бак с супом и нырнул в кусты. За ним потянулись Филя Балда и группа старых «дружков», пришедших по бесчисленным таежным тропам. Громко хлебая из деревянной ложки, Алданец хихикал:

— Пролетария! И черт до чего люди дурниной заросли. Нет, мы на «Аврорке» не за то понужали по дворцам. — Он заскреб в бачке последние крупинки и, скорчив смешную рожу, прогнусавил:

— Кулаки, вредители. Эх, чунари! Да как без кулаков жить-то станете. Где хлебушко-то брать будете? С голоду подохнете…

…На каланче ударили сбор. Притихший рудник снова зашумел лесным буреломом, солнце дышало зноем, но закипевшая сила людей была горячее июньского солнца.

На четвертый день Бутов поймал за руку Вандаловскую и, как коршун на цыпленка, глянул сверху.

— Александровна, дай народу урки!

Она залюбовалась на таежного красавца.

— Что это за урки?

— Ну, по-теперешнему, нормы. А то губами шлепают некоторые.

— Но не все же можно нормировать.

— Что нельзя, о том и боли нет. Надо под мерку поставить эту собачью свадьбу Алданца. Я думаю, канаву может копать и не спец, отгрузку кирпича тоже. Отвали на человека пяток вагончиков, и катай он.

— Верно, Нил Семенович!

Она побежала к усадьбе, где из пестрящей груды разбросанных материалов поднимались кирпичные стены здания.

По изгибам заросших кустарниками берегов кудряво голубели дымки. Перемешиваясь с влажными таежными туманами, дымки стелились на буйно зеленые травы долины. Среди опаленных кустарников опять росли шалаши, палатки, балаганы. От дождей укрывались под березовым и сосновым корьем. Сюда переселились на лето из унавоженных деревень старатели. Новый стан получил название «Забегаловки». Стан жил по-своему. По вечерам лихие песни и пляс снова тревожно доносились к поселку, а по утрам нарядчики заносили в табель десятки прогульщиков.

Алданец и Балда переманили Хлопушина из деревни. В две ночи его избушка была перенесена на берег и среди забегаловцев сделалась притоном гуляк и картежников.

Катя нашла Костю и Кудряша в кино. Она швыркнула носом и поправила красную косынку. На лице девушки шелушилась розовая обгоревшая кожа.

— Мы с Пинаевым идем сейчас в Забегаловку. Если желаете — присоединяйтесь.

Костя хмуро улыбнулся. Он скрывал от Кати свою ревность к Пинаеву. Совместная прогулка рассеивала подозрение, порождала надежду на сближение с девушкой.

Солнце опускалось в сопки, оставляя на вершинах темнеющего леса прозрачные хвосты лучей. Наряженная цветами долина дышала влагой жирных зеленей. От трав пахло припеченной клубникой, диким медом.

Впереди со связкой газет под мышкой колесил кривыми ногами Пинаев. За ним следовал Кудряш. Костя жевал сладкую пучку, широким лопухом отгонял над головой Кати ноющую мошкару.

— Ну, хряй, хряй! — смеялся он, подталкивая девицу.

— А ты все еще не забыл блат, — обижалась она. — Даю честное слово, Костя, что не буду с тобой разговаривать.

Костя поймал занесенную руку и притянул Катю. Она беззвучно смеялась, задыхалась в объятиях, затем взлетела кверху. Забойщик легко держал ее на руках и приплясывал.

Девушка сделала ловкий изгиб телом и спрыгнула в брызжущую росой траву. Под хохот остальных она погналась за Костей.

Береговые шумели, как тайга в бурю. Пинаев остановился и толкнул локтем Кудряша.

— Послушай забегаловскую брагу.

— Зряшной народ, — ответил парень, закручивая цигарку. — С ними што-ись боязно как-то. Змеюга — не народ!

— Иван молодец, — вмешалась Катя. — Только в комсомол вот с этим шальным почему-то не вступают. — Она громко взвизгнула и шаловливо толкнула Костю через овал, сама пустилась к излучине реки.