Генри Хаггард - Люди тумана

— Я согласен, — сказал он твердо. — Таким образом мне дано будет спасти жизнь сеньоры и искупить мой грех!

— Франциско, — пробормотал Леонард, который от волнения не мог говорить громко, — вы герой! Я с радостью очутился бы на вашем месте, но это невозможно.

— Кажется, здесь два героя, — кротко сказал Франциско, — но к чему говорить об этом? Обязанность каждого из нас — умереть за нее, и я думаю, что будет лучше, если я один умру, оставляя вас живым, чтобы любить и утешать ее.

Леонард задумался на одно мгновение.

— Кажется, иного выхода нет, — сказал он наконец. — Но как я могу довериться этой женщине? — указал он на Соа. — Если же ей не довериться, то Хуанна умрет.

— Вы не должны беспокоиться об этом, — сказал Франциско, — в конце концов, она любит свою госпожу; она предала нас только из ревности к ней.

— Затем, другой вопрос, — сказал Леонард, — как мы поступим с Хуанной? Если она угадает наш план, то все погибнет. Соа, поди сюда.

Леонард передал ей, что Франциско согласен, но что Хуанна, конечно, ни за что не согласится содействовать их плану.

— Я взяла с собой то, что устранит все затруднения, Избавитель, — ответила Соа, — так как предвидела их. Вот здесь, — она показала маленькую бутылочку, которую вынула из кармана, — та самая вода, которую Сага дала пить твоей черной собаке в ночь моего бегства. Смешай немного воды с вином и попроси Хуанну выпить. Она впадет в глубокий сон, который будет продолжаться не меньше шести часов.

— Это не отрава? — подозрительно спросил Леонард.

— Нет, это не отрава. Какая нужда отравлять того, кто будет мертв на заре?

Леонард согласился.

Приготовив сонное питье, он вошел в комнату Хуанны и застал молодую девушку крепко спавшей на большой постели. Подойдя к ней, он нежно коснулся рукой ее плеча, проговорив:

— Проснись, дорогая!

Она приподнялась и открыла глаза.

— Это вы, Леонард? — спросила она. — Мне снилось, что я снова девочка и учусь в дурбанской школе и что пора вставать. О! Разве уже рассвет?

— Нет, дорогая, но скоро будет, — ответил он, — выпейте, это вам придаст мужества.

Она взяла питье и машинально выпила его.

— Какой неприятный вкус у этого вина! — сказала она и снова крепко заснула.

Леонард подошел к занавесу и позвал Соа и других. Они все вошли в комнату Хуанны, исключая жрецов, которые остались близ двери, тихо разговаривая между собой и, по-видимому, не обращая внимания на происходившее.

— Снимите это платье, Плешивый, — сказала Соа, — я дам вам другое.

Он повиновался и, пока Соа одевала крепко спавшую Хуанну в платье священника, вынул из кармана своего платья дневник, на чистой странице которого поспешно написал несколько строк. Затем, закрыв книжку, он подал ее Леонарду.

— Пусть сеньора прочтет то, что я написал здесь, — сказал он, — но лишь после моей смерти.

Леонард взял книжку, положил ее в карман и затем, быстро повернувшись к Оттеру, наскоро объяснил ему значение всего происшедшего.

Соа надела на Франциско черное платье Аки. Белого платья, носимого Хуанной при церковных церемониях, он не надел; оно осталось на молодой девушке, совершенно скрытое от взоров его рясой.

— Кто узнает со стороны, что это не она? — торжествующе спросила Соа и затем, подавая Леонарду большой рубин, снятый со лба Хуанны, прибавила:

— Это, Избавитель, принадлежит тебе. Не потеряй камня, ты много перенес, чтобы заслужить его.

Леонард, взяв камень, хотел сначала швырнуть его в лицо усмехнувшейся старухи, но затем, сообразив о бесполезности такой выходки, спрятал его в карман.

— Пойдем! — продолжала Соа. — Ты должен нести Хуанну, Избавитель. Я скажу, что это Плешивый, которому стало дурно от страха. Прощай, Плешивый. В конце концов, ты — храбрый человек, и я уважаю тебя за этот поступок. Закрой капюшоном свое лицо и, если ты хочешь, чтобы Хуанна была жива, не отвечай ни слова, о чем бы тебя ни спрашивали; старайся также не кричать, как бы ни был велик твой страх.

Франциско подошел к постели, на которой лежала Хуанна, и, прошептав несколько слов прощания, обернувшись, сжал Леонарда в своих объятиях и поцеловал.

— Прощайте, Франциско, — сказал Леонард дрожащим голосом.

— Не плачьте, мой друг, — ответил священник, — я надеюсь встретить вас и ее в загробной жизни.

И они расстались.

Взяв Хуанну на руки, Леонард вышел из спальни в комнату, где остановился в нерешительности, не зная, что делать дальше. Соа, шедшая впереди него с факелом в руке, в сопровождении четырех жрецов, подошла к стене комнаты, у которой она лежала связанной в ту ночь, когда Оттер был усыплен Сагой.

— Плешивый в обмороке от страха, он трус, — сказала она жрецам, указывая на ношу в руках Леонарда. — Откройте тайный выход.

Один жрец выступил вперед и нажал на камень в стене, который подался, открыв достаточно широкое отверстие, чтобы просунуть руку и нажать на скрытый механизм. Стена повернулась как на шарнире, открыв ряд ступеней, ведших в узкий коридор. Соа спустилась первая, держа в руке факел таким образом, чтобы оставить Леонарда с ношей в тени. За ней шли жрецы, за жрецами следовал Леонард. Когда последний очутился в коридоре, один из них опять нажал секретный механизм, и тайный выход был заперт.

— Так вот как исчезли поселенцы! — подумал про себя Леонард, тщательно наблюдавший за процедурой открывания и запирания секретного входа.

Оттер, следовавший за Леонардом, видел все это также, хотя и издали.

Когда стена снова стала на свое место, он обратился к Франциско:

— Я видел, как они открыли отверстие в стене и прошли через него. Конечно, наши товарищи-поселенцы тоже прошли этой дорогой. Не попытаться ли и нам сделать это?

— К чему это приведет, Оттер? — откликнулся священник. — Этот выход ведет только в храмовую темницу; если мы пойдем через него, то все будет открыто и, главным образом, этот обман! — указал он на одетое на него платье Аки.

— Это верно, — сказал Оттер. — Ну, в таком случае сядем и будем ждать, пока они придут за нами.

Усевшись в большие кресла, они стали ждать. Франциско думал о прошлом, а Оттер стал петь о своих подвигах, главным же образом о взятии лагеря рабов, чтобы «оживить свое сердце», как он объяснил Франциско.

Через четверть часа занавес раздвинулся и в комнату вошла толпа жрецов во главе с Намом.

— Теперь молчи, Оттер! — прошептал Франциско, нахлобучив на лицо капюшон.

— Здесь сидят боги, — проговорил Нам, махнув факелом в сторону двух спокойно сидевших людей. — Сойдите, о боги, чтобы мы могли отнести вас в храм, где вы сядете на возвышенном месте, откуда можете наблюдать сияние восходящего солнца, — закончил иронически жрец.