Станислав Рем - За тихой и темной рекой

— Экие у нас пошли купчишки… — сквозь зубы проговорил Баленский. — Всё только себе норовят урвать. Почувствовали, что пахнет большим кушем.

— Захотели установить лабораторию непосредственно вблизи приисков? — предположил Киселёв.

— Ну да, — подтвердил губернатор. — Чтобы контроля поменьше было. Мыслимо ли, триста вёрст от города до слитков? Это с нашими-то дорогами? Ах, хитрецы! Я им о выгоде города толкую, а они в ответ — непонимание. Ну, ничего, с первого раза не убедил, со второго переломаю.

Владимир Сергеевич ухмыльнулся. Да, деловой люд до наживы всегда падок.

Алексей Дмитриевич натянул на руки лайковые перчатки и повернулся в сторону Киселёва:

— Простите, Владимир Сергеевич, задержал. Извольте рассказать, как вчера прошла инспекция.

— Да я бы, с вашего позволения, начал с иных событий. Ночью убили купца Бубнова, — спускаясь по ступенькам, сказал полицмейстер и тут же уточнил: — Кузьму.

— А причины? — немедленно отреагировал губернатор.

— Пока не ясны. В доме убитого сейчас дознание ведёт старший следователь Кнутов. Дождёмся результатов. Мне вся эта ситуация очень не нравится. Приезд инспектора. И тут такое преступление.

— Подозреваете, к смерти Бубнова имеет отношение наш столичный гость? — усмехнулся генерал-губернатор.

— Прямо я бы так не говорил. Однако факты…

— Какие факты? — Баленский даже приостановился. — Вы что, Владимир Сергеевич? Серьёзно?

— Так точно, ваше высокопревосходительство. Разрешите высказать мою точку зрения? — Киселёв старался не смотреть в глаза губернатора. — Вчера, днём, господин Белый очень продолжительное время беседовал со штабс-капитаном Ланкиным. В канцелярии артиллерийского полка. О чём был диалог, не известно. Ланкин после встречи с советником отозвался о нём, как о человеке поверхностном, недалёком. Мол, для проформы пролистал некоторые пустяковые документы, на том и успокоился. А я думаю: господин Белый имел с капитаном довольно откровенную беседу и предложил штабс-капитану сотрудничество. Тот предложение принял.

— И что вас настораживает?

— Белый приехал в казармы за час до того, как мы ожидали, — выдохнул Владимир Сергеевич.

— Вон как? Увидел проделки полковой канцелярии? — в голосе губернатора прозвучала плохо скрытая ирония.

Киселёв поморщился:

— Он конечно же увидел фуражное зерно Бубновых. Точнее, как его переносили из одного сарая в другой.

— То есть, иначе говоря, перепрятывали, — уточнил губернатор, от чего губернский полицмейстер скривился.

— Наверняка, — продолжил полковник. — именно об этом наш инспектор и разговаривал в канцелярии. А ночью, после откровений штабс-капитана, одного из Бубновых убивают. Не знаю, как вам, а мне это напоминает звенья одной цепи. Особенно, если учесть, что в нашем городе до сей поры убийства были крайне редки, да и то на бытовой почве. А чтоб такого видного убить человека…

Они спустились с крыльца и теперь шли в направлении губернаторских дрожек.

— Ох, Владимир Сергеевич, — медленно, с расстановкой произнёс Алексей Дмитриевич. — Доиграетесь вы! Нет, я, конечно, понимаю: не за горами отставка, пенсия… Молодая супруга, дети… Но… — рука губернатора произвела жест непонимания. — Да, странное совпадение. Однако, прошу заметить, — губернатор поднял указательный палец. — пока только совпадение. К тому же каковы мотивы убийства? Титулярный советник приходит в дом купца для допроса? Ночью? Тот оказывает сопротивление, за что его и убивают? Смешно. Если вы подозреваете господина Белого в том, что он не тот, за кого себя выдаёт, тут вам и карты в руки. Пусть ваш Кнутов сделает выводы, представит их нам. Тогда и будем решать, случайно молоканина убили в день инспекции или преднамеренно. Какие ещё места посетил наш герой?

— Кавалерийский и сапёрный полки.

— Ваше ведомство пропустил?

— Скорее всего, не добрался. Сегодня с утра выехал в Марковскую.

Алексей Дмитриевич внимательно смотрел на экипаж, стремительно несущийся издали по Большой улице.

— В одном я с вами согласен, Владимир Сергеевич, Олег Владимирович весьма неординарная личность. Если он тот, за кого себя выдаёт, то возложенные обязанности исполнит дотошно, качественно. — Алексей Дмитриевич на секунду повернулся в сторону полицмейстера. — У вас же имеется опыт по приёму инспекторов? Вот и действуйте.

«Вот те раз! — вскинулся Киселёв. — Сначала Белый делал намёки, а теперь и губернатор…»

Пролётка поравнялась с крыльцом. Кони, закусив удила, едва не встали на дыбы. На месте кучера, всё ещё не отпуская вожжи, сидел становой пристав Санатов.

— Ваше высокопревосходительство! — голос пристава срывался на хрип. — В Китайском квартале буза! Китайцы дерутся! Околоточного Никодимова порезали!

Губернатор с полицмейстером быстро переглянулись. Киселёв с молчаливого согласия Баленского кинулся к дрожкам.

— Конную стражу вызвали? — Киселёв вскочил в пролётку.

— Перво-наперво! — Санатов хлестнул лошадей, и те понеслись. — Только, боюсь, толку от них не будет. Нужно солдат вызывать, ваше благородие! Иначе — беда!

Кнутова перехватили по дороге в управу с десяток конников, направлявшихся к городскому кладбищу, вблизи которого и располагался уже лет восемь квартал Китайка — с осени 1892 года, когда Анисим Ильич ещё был столичным жителем. Он вернулся к дому Бубновых, слава богу, что успел отъехать недалече, и стремительно поднялся по лестнице на второй этаж, к месту убийства. Труп Кузьмы Бубнова уже накрыли белой простынею, отчего теперь казалось, будто в коридоре в духоте жаркого дальневосточного лета лежит снежный, разве что принявший нечёткие очертания человеческого тела сугроб.

— Селезнёв! — Анисим Ильич понятия не имел, где мог находиться помощник, а потому применил установившуюся за год совместной службы привычку: заорал.

Младший следователь вылетел из покоев вдовы и вытянулся пред начальством, которое никак не ожидал лицезреть в столь скором времени.

— Собирайся. Едешь со мной.

— А как же?… — Селезнёв указал на труп.

— Позже. В Китайке резня. Следует утихомирить!

Не успели Кнутов с Селезнёвым сделать несколько шагов к лестнице, как в дверях спальни проявилась бесформенная, до безобразия полная, фигура вдовы Бубнова.

— Это куда же мы собрались? — голос хозяйки был на редкость густой, грудной, полностью соответствующий внешности. — Это как так в Китайку? Здесь, понимаешь, всё бросают, а меня, вдову, с малыми детьми, оставляют при моём горе? — детей у Бубновых действительно имелось двое, тут же припомнилось Анисиму Ильичу. Первенцу из «малых» было двадцать пять, а второму шел двадцать первый год. — Это что ж на белом свете деется? А?