Станислав Рем - За тихой и темной рекой

— Вот, Олег Владимирович!

Белый взглянул на придел, колокольню, над которой возвышался железный, восьмиконечный крест, на дополнительные пристройки, где могло находиться что угодно.

— Что вас приводит в восторг?

— То, во имя чего эту церковь построили!.

— Во имя Господа Нашего!

— А вот и нет! — глаза девушки смотрели с грустью. — Этот храм спроектировал и построил Степан Васильевич Крыгин. Местный архитектор. Неблагозвучная фамилия, не правда ли?

— Фамилия как фамилия, — повёл плечами молодой человек.

— У него была невеста. Они должны были пожениться осенью шестьдесят восьмого года. Но той зимой Евдокия Сумина, невеста, простыла и вскоре скончалась. В тот год морозы были просто лютыми. Могилу выкапывали трое суток. Архитектор всё это время сидел рядом с гробом. Не пил, не ел. Даже сон его сморить не мог. И когда Евдокию несли на кладбище, он шёл в одном сюртуке, весь бледный-бледнёшенький. Но держался. А когда гроб начали опускать в яму, вдруг все услышали стон изнутри. Могильщики чуть верёвки из рук не выпустили. А Степан Васильевич бросился к гробу, обнял его, но уже ни звука не было. Архитектор всё кричал, чтобы гроб достали и открыли. Мол, её заживо хоронят. Еле увели беднягу. После на кладбище полмесяца стража стояла: архитектор всё пытался пробиться к могиле и раскопать её. Ну а когда успокоился, то спроектировал эту церковь. В память Евдокии.

— Вы верите в эту историю?

— А как же? — Анна Алексеевна направилась в сторону дрожек. — Это мне сам Степан Васильевич рассказал. Он жив по сей день. — Девушка оглянулась. — Правда, на память жалуется.

Белый тряхнул головой и расхохотался:

— Куда мы теперь?

— К Триумфальной Арке! Надеюсь, вам ещё никто ничего о ней не рассказал?

— Уверяю вас: никто и ничего!

Анисим Ильич быстро вышел из телеграфной конторы, свернул за угол, достал из кармана скомканное сообщение, разгладил пальцами ленту, и еще раз прочитал телеграмму.

— Невероятно, — пробормотал он, вновь смял послание и спрятал его в карман пиджака.

Мимо сыщика нестройными рядами прошёл взвод новобранцев. Возраст вновь призванных составлял нечто среднее между сорока и шестьюдесятью годами. Шли разодетые кто во что горазд, но размашисто, солидно и весело. Впереди вышагивал унтер, писарь из штаба артиллерийского полка. Недовольно посмотрев на стоящее в стороне гражданское лицо, подтянулся и зычно рявкнул:

— Шельма, песню запевай!

Из рядов послышался смешок, который тут же прекратился, и над строем взлетели знакомые слова, облитые маршевым ритмом:

Анисим Ильич присел на корточки, стянул с головы котелок и взъерошил редкие непослушные волосы. Ответ из столицы пришёл неожиданный, и никак не укладывался в заранее продуманный план действий сыщика. По ответу, как ни крути, Анисим Ильич оказывался в дураках. Причём полных и круглых.

Депешу он завсегда успеет передать Киселёву, а вот помянуть свои, так неожиданно рухнувшие мечты, случая могло более и не представиться. Кнутов с трудом поднялся, отряхнул колени, огляделся и направил свои стопы к ближайшему питейному заведению.

Через полчаса младший следователь Селезнёв нашёл своего начальника сидящим в одиночестве, за пустым столом, на котором возвышалась нетронутая бутылка водки и стакан рядом с ней.

— Анисим Ильич, я только что с «Селенги». Вахтенный матрос припомнил: Сухоруков покинул судно только со своей парусиновой сумкой. С которой и поднялся на борт в Хабаровске. Сумка такая тощая была, он ещё пошутил, мол, все учитель успел схарчить… А саквояжа при нём не было. Далыпе-то что? Назад, в гостиницу? Поди, постоялец уже вернулся.

Кнутов взял бутылку, подержал её и вернул на место.

— Нет, Харитон. Приезжим я сам займусь. Возвращайся к Бубновым и опроси-ка всех по очереди. Кто и чем занимался в день убийства хозяина. Протокол составить не забудь. После поезжай к Мичурину. Проведи дознание, при каких обстоятельствах было совершено нападение. И возвращайся в департамент.

— Так ведь воскресенье, Анисим Ильич. Неужто до завтра не терпит?

Кнутов невесело усмехнулся:

— Ты, Харитон Денисович, про выходные-то забудь. Нет у нас теперь ни воскресений, ни праздников. Всё сплошной понедельник.

…Губернаторские дрожки вывезли седоков к городским торговым рядам. «Каменными» их прозвали за то, что все магазины на площади были выстроены исключительно из добротного кирпича. По большей части они принадлежали Кирилле Игнатьевичу Мичурину. Белый кивнул в сторону двухэтажного здания, над входом в которое ярко выделялась вывеска: «Торговый Дом "Мичурин и К».

— Вы знаете, Анна Алексеевна, именно об этом универсальном магазине я узнал с первых шагов в вашем городе. И думаете, от кого? От извозчика, что привёз меня с пристани.

Баленская рассмеялась.

— Когда дом украсили античными фигурами, здесь побывал весь Благовещенск. Наверное, в те дни у купца Мичурина была самая большая выручка… Скульптуры — это хобби нашего местного архитектора Пашникова. Точно такое же здание, но в зеркальном отражении, тоже со скульптурами, Мичурин выстроил в Харбине. У него там три магазина, да и главная контора тоже.

Дрожки обогнули магазин, выкатили на площадь, и взору молодых людей явились две каменные колонны, соединённые крепким сводом, над которым гордо возвышались два шпиля, увенчанные гербами царской фамилии Романовых. В нише над карнизом издалека виднелась икона Пресвятой Богородицы.

— Царские ворота. — Анна Алексеевна первой спрыгнула на землю, подождала спутника и, взяв того под руку, повела к Арке. — Вот сюда у нас всегда настоящее паломничество. А кто сумеет взобраться по стене и прикоснуться к иконе, тому будет сопутствовать счастье в любви…

Задрав голову, Белый прикинул расстояние.

— Высоковато. И много желающих?

— Предостаточно. Ради меня лазили три человека. Всем троим не повезло.

— А вы коварны! — Белый заглянул девушке в глаза.

— Как все женщины, — Анна Алексеевна слегка приоткрыла губы в улыбке. — Кстати, Арку построили в девяносто первом году. К приезду нашего государя, тогда ещё наследника. Жаль, меня в тот год здесь не было. Представляю, каким событием это стало для горожан… Олег Владимирович, а как вы думаете, война с китайцами долго продлится?

Белый слегка оторопел:

— Трудно сказать. Ведь она ещё не началась.

— А вы на чьей стороне будете, ежели война?

— Странный вопрос для русского, — Белый остановился перед Аркой, погладил тёплый камень кладки рукой. — А почему вы спросили?