Ольга Елисеева - Наследник Тавриды

Но все рухнуло. То ли Никс оказался проворнее. То ли столичный гарнизон не настолько наводнен заговорщиками. За тысячу верст трудно судить. Младший брат надевал корону. «Ценой крови моих подданных!»

— Моих подданных! — Константин фурией пронесся по лестнице, застал в гостиной княгиню Лович, проверявшую у Павлика математику. Трубно изрыгнул: — Жансю! — и рухнул на диван.

Мальчика немедленно увели, а Жаннета схватила стакан воды, бросилась к мужу и начала опрыскивать его, как воротничок во время глажения. Из его сбивчивого рассказа она поняла только, что в Петербурге мятеж, там стреляли, погибли люди, раскрыт какой-то заговор, и это может затронуть Варшаву. Приписав крайнее возбуждение супруга ужасу перед грядущими арестами подчиненных, добрая женщина взялась его утешать. И только тут Константин Павлович осознал весь трагизм своего положения.

Да, Николай писал нечто подобное. Начато следствие. Реестр подозреваемых, которые служат в Польше, будет ему выслан. Поняв, что с этой минуты он еще и главный следователь — в стране недовольной и близкой к неподчинению, — цесаревич загрустил. А когда через несколько дней узнал из петербургской почты, кого он должен взять под стражу, остатки волос на его голове зашевелились. Эти люди могли много интересного рассказать о нем самом.

Одесса.

Каролина Собаньская подобрала косу шпильками и скользнула на диван к Витту.

— Ты проиграл?

Начальник южных военных поселений поморщился.

— Тот, кто играет сам с собой, не проигрывает. Он лишь переворачивает доску.

Графиня не могла не отдать должного выдержке любовника. Все летело в тартарары. До мелочей просчитанный план оказался смят и растоптан. Правительство одержало верх. И в Петербурге, и на юге. При таком раскладе выступления в Варшаве и Москве становились сомнительны. Неужели члены тайных обществ годами не занимались ничем, кроме разговоров?

— Как ты теперь поступишь? — Каролине вовсе не улыбалось идти под венец с каторжанином. Если ее прекрасного Иосифа зацепит следствие, она потеряет все.

— Я уже поступил. — Витт усмехнулся. — К счастью, император Александр всегда доверял мне щекотливые миссии. Об этом знает его преемник. На вопросы о моих делах с заговорщиками я без тени лжи стану отвечать, что выполнял приказы покойного монарха.

— А если Николай тебе не поверит? — поддразнила Собаньская. — Или потребует доказательств?

— Было бы полезно отвлечь внимание от моей скромной персоны рыбиной покрупнее.

Каролина склонила голову на плечо и доверительно взяла покровителя за руку.

— Думаю, мое сообщение о братьях Раевских не лишено смысла. — Она встала, прошла к бюро и вынула из ящика два листа бумаги, исписанных аккуратным почерком. — Александр так ненавидит Воронцова, что на следствии обязательно начнет топить его. И вольнодумные разговоры, и покровительство опальным, и ругань правительства… За графом много чего есть. А тут, глядишь, в общем хоре и Ланжерон с Гурьевым разговорятся. Разве я не умница?

Витт поцеловал Собаньскую в лоб. Его восхитило изящество интриги, благодаря которой брали отставного полковника, а в сетях оказывался генерал-губернатор.

Весна 1826 года. Петергоф.

Май в Петербурге — совсем не то, что на юге. Под окнами наместнического дворца уже полыхали розы. Уже каштаны тянули к небу белые свечки. Уже по балкам, сползавшим к морю, отцвела черемуха, наполнявшая воздух медовым дурманом. Само море казалось теплым, хотя лезть в воду никто бы не отважился, кроме портовых мальчишек. И те — на спор. А северная столица все куксилась и морщилась от дождей. Насилу-то сошел снег, насилу-то развиднелось небо и в руках у торговок появились сомнительные букетики, больше похожие на пучки укропа.

Император затребовал генерал-губернатора в Петербург, подписав указ о назначении его членом Государственного совета. Честь немалая.

— Вы уже знаете, что ваше имя встречается в следственном деле?

Николай Павлович удостоил Воронцова личной встречи в Петергофе, куда перебралась августейшая семья. Мужчины шли по липовой аллее вдоль моря. Листва едва опушила ветки великанов, и казалось, они покрыты тончайшим облаком зеленого газа. Сильный ветер с воды грозил развеять его.

— Называют вас, Ермолова, Мордвинова, Сперанского, Киселева… — Царь испытующе смотрел в лицо гостя.

Михаилу Семеновичу стало не по себе.

— Рядовых членов завлекали в заговор именами заслуженных людей. Но в том-то и вопрос, почему вашим именем можно было завлечь?

Воронцов передернул плечами.

— Судить вам, государь. Я своему долгу не изменял.

— Но у вас репутация фрондера.

«А у вас грубияна!» — Граф не сказал этого вслух. Но Никс почему-то догадался.

— Я привык говорить прямо. Это мне вредит.

— Я же привык говорить, исходя из пользы службы. Что не всем нравится.

Воронцов чувствовал, что сейчас император решает вопрос: оставить его на прежней должности или нет.

— Я поясню, к чему мои вопросы, — сказал Николай. — Генерал Витт, прибывший в Таганрог незадолго до смерти моего брата, указал на вас как на сообщника злодейства. Заговорщики рассчитывали, что во время мятежа вы перейдете на их сторону.

Повисла пауза.

— У Витта есть причины желать моего устранения, — проронил сквозь зубы Михаил.

— Я знаю, — невозмутимо подтвердил собеседник. — Но вот что худо. Статский советник Вигель доносит из Кишинева, что при аресте полковника Липранди вы позволили ему уничтожить все бумаги.

— Я не верю, что он виновен, — отрезал Михаил Семенович.

Николай сдержанно рассмеялся.

— Вам невредно будет посидеть на следствии, послушать этих людей. Кстати, один из них, Кондратий Рылеев, утверждает, что общество образовалось тогда, когда вы сделали предложение покойному императору об освобождении крестьян.

— Ваше величество, — Воронцов не выдержал, — я никогда не состоял в тайных союзах. Но как пять лет назад, так и сейчас, мое мнение о крепостных не изменилось. Если за него угодно привлечь меня к суду…

— Не угодно! — Никс затряс рукой. — Крепостное право — зло, для всех ощутимое. Однако если забрать крестьян у помещиков даром, разорятся дворяне. Если возложить выплаты на хлебопашцев, придет такая нищета, по сравнению с которой сытое рабство — дар небес.

— Но надо что-то делать.

— Будем выкупать, — твердо сказал император. — За казенный счет. Пусть медленно. Это единственный честный путь.

«Дай-то Бог», — подумал наместник.

— Хорошо. — Николай неожиданно улыбнулся. — Я верю вам.

— Почему?

— За вас ручается человек, которому я доверяю даже свою голову. — Царь указал вперед.

Михаил Семенович поднял глаза и заметил на углу красного здания Монплезира долговязую фигуру Шурки. Николай уже собирался откланяться, но Воронцов рискнул задержать его.