Иван Дроздов - Мать Россия! прости меня, грешного!

Сказки рассказывала, а слушать интересно. Много лет прошло, я тогда школьницей была, но рассказ её слово в слово помню.

Наташа присела на камень, развернула карту. Борис опустился рядом, вытянул на траве ноги. В спине чувствовал боль и усталость — давно не ходил так много. Смотрел на карту и думал: далеко ли пойдём? Но не спрашивал, делал вид, что это его не интересует. Наталья прочертила линию до деревни, оттуда до другой, до третьей, и лишь от третьей деревни провела прямую через лес до дома.

— Какой масштаб карты? — спросил Борис.

— Карта старая — полувёрстка.

Качан прикинул на глаз и ахнул: маршрут охватывает тридцать километров. Карандашные линии тянулись не по шоссе, не по просёлочным дорогам — лесными тропами, полями и чащобами. «Неужели за один день?..» И словно бы отвечая на тревожный незаданный вопрос Качана, Наташа поднялась, одернула куртку:

— Ну, пошли!

Пес, лежавший у её ног, рванулся вперёд. Он лишь краем глаза взглянул на хозяйку, угадал направление хода — далеко побежал; видимо, на разведку.

— Вы липу от елки и дуба отличить можете? — впервые обратилась девушка к спутнику.

— С трудом, но… как-нибудь.

— Тогда вот вам компас — идите вон той тропой, определяйте границу липовых насаждений.

— А вы как без компаса?

— Ничего. Я — по солнцу.

Она свернула с тропы и скрылась в орешнике. Борис крикнул:

— А если потеряемся?

— Не беспокойтесь. Атос вас найдёт.

Качан в недоумении пожал плечами и двинулся по указанной ему тропе. Разглядывал стволы деревьев: дубы, сосны, ели, осины, липы. Да, да — вот эти — липы. Стволы не толстые, гладкие, тёмные с красноватым отливом. Впрочем, это в лучах солнца кора так светится. Сорвал листья, бутончик, скрывший завязь будущего цвета, растер между пальцами. И сильный аромат ударил в ноздри. Знакомый, терпкий, медовый. Борис ничего не знал и не думал о природе запахов, но мёд такой ел не однажды — и не только у Наташи, а и там, в городе. «Наверное, сюда Наталья привезёт свою пасеку. И будет жить в лесу, как те… скитские монахи, как святой старец Сергий Радонежский. Ну — жизнь, работа! Но, может, Наташа пришлёт сюда того толстяка, или — «подручного» Игоря Придорогина? Ведь она у них бригадир. И ульев на пасеке будет триста-четыреста, а там и пятьсот.

Осматривая деревья, забирая всё влево, в сторону от Наташи, Борис думал об этой необыкновенной, немножко странной и непонятной — ни городской, ни сельской — девушке. В её жизни, занятиях и интересах всё «не как у людей», то есть не как у тех девушек и женщин, которых встречал, с которыми был близок Борис Качан. Эта — не стандартна, стоит и держится особняком, — от того, может быть, она и равнодушна к Борису, не испытывает от его близости ни робости, ни смущения. И смотрит на него, и разговаривает с ним — просто, без кокетства и желания нравиться. Да уж понимает ли она, кто я такой и с чем меня надо есть?

Оглядывая деревья, забирая всё время влево — по границе обитания лип, он видел перед собой невысокую возвышенность и за ней угадывал открытое пространство. Часы показывали десять утра. Всего лишь два часа они находятся в пути, а он уж чувствует усталость, он притомился и хочет есть. Только что завтракал, и уже — есть! А между тем, он ничего не взял, и насколько успел рассмотреть снаряжение спутницы, съестного и у неё не было. Как же так! — подумал он с ужасом. И от мысли такой — неожиданной, неприятной — остановился. Не может того быть! Он не выдержит и трех часов. В нём всё будет вопить, кричать.

Но тут пришла успокоительная мысль: зайдём в деревню, купим, что надо.

Ускорил шаг, а липы всё вели его влево, в сторону от Наташи. И он шёл, шёл по краю липовых насаждений минут сорок, — может быть, час. Наконец, лес кончился и он вышел на широкую просеку, по которой влево и вправо бежали металлические опоры высоковольтной линии. И тотчас к нему подбежал Атос, подал голос и устремился вверх по тропе, показывая направление. Там стояла и махала рукой Наташа.

Борис подошёл к ней. Она сидела на пне и штрихами чертила на карте контуры липовых насаждений. Посредине вывела карандашом: «Липы».

— И так весь лес? — Борис обвел рукой горизонт.

— Если бы только этот лес. Весь район нужно обойти, и ещё два-три района прилегающих.

— И всё ножками? — пытался шутить Качан.

— Всё ножками. Иначе не будешь знать, куда и когда, и в каком количестве вывозить ульи. Иначе — бедный взяток, бедное житьё — всё на милости у природы. А Иван Владимирович Мичурин советует не ждать от неё милостей.

Наташа склонилась над картой:

— Итак, вы шли по липовым угодьям?

— Липы тут разбросаны, по всему лесу встречаются, но я шёл там, где они растут кучно.

— Хороший массив. Отметим его на карте. И назовем «Качанский массив».

Жирным пунктиром Наташа изобразила рисунок, похожий на бутылку с широким горлом. И вывела: «Качанский массив».

Борис довольно улыбнулся. Сказал:

— С вами так в историю попадёшь.

— Начало удачное, — заметила Наташа. — Пойдёмте дальше.

И устремилась распаханным полем к противоположной стороне леса.

У края леса Наташа подошла к Борису, показала рукой на левую сторону и на правую; по левую, километрах в шести, в низине открывались дома большого села с белой церковью; по правую, если пройти километра четыре, лес обрывался, и дальше за холмом синела черта горизонта.

— Вы пойдёте вправо, обследуете вон ту часть леса, я спущусь вниз.

— Но мы потеряемся!

— Атос вам не даст заблудиться. А кроме того, этот массив невелик: на два-три километра углубитесь и там будет гора — зимой мы тут катаемся на лыжах. Там, на горе, назначаю вам свидание.

Взмахнула рукой и пустилась вниз, по направлению к селу.

— А что я должен делать? — крикнул Борис вдогонку Наташе.

— Как что? — остановилась девушка. — Вы разве ещё не уяснили свою задачу? Достаньте блокнот, помечайте в нём участки медоносов: липа, дикие фруктовые деревья, заросли малины, земляники.

— А ну как заблужусь?

— Смотрите на солнце — оно всходит на востоке. Идите прямо на солнце — на восток.

«Как всё у неё просто», — думал Качан, погружаясь в лес и отклоняясь в сторону, откуда лились ещё красные в эту раннюю пору лучи солнца. Они пронизывали крону деревьев, озаряя лес кроваво-красным блеском, золотя зеленую шубку молодняка-ельника, рассыпаясь светлым узорочьем по длинным листочкам иван-чая, мать-и-мачехи, ромашки лесной, в тонких стебельках малинника, в металлически-упругой листве черники и стелющейся на открытых взлобьях земляники.

Попадались Борису и грибы; огненные шапки подосиновиков, серебристо-серые подберезовики, плотные и чистые, словно умытые росой, белые. Борис не брал их, — полюбовавшись, шёл дальше.