Иван Дроздов - Митяй в гостях у короля

И в голове его стали громоздиться планы дальнейших действий.

Машина бежала резво, Саид был в хорошем настроении. Он сегодня ночью как-то неожиданно для себя успокоился и уснул. И спал крепко до восьми часов утра. В девять был уже в институте и в течение часа сдал два экзамена. И получил пятерки.

— Вы меня можете поздравить: я без пяти минут врач. Мне осталось сдать лишь один экзамен.

— Это, конечно, счастье, когда мечта ваша рядом. Протяни руку и — вот она.

Саид задумался. На смуглом и красивом его лице отразилась грусть. Он бы мог и не признаваться, да этой девушке, которая вдруг стала для него самым дорогим человеком, хотелось раскрыть всю свою душу.

— Я не мечтал быть доктором. Но — повелел отец. Сказал матери: получишь пенсион в два раза больший, чем другие жены — пусть сын будет врачом. И пошли его учиться не в Англию, не во Францию, а в Россию. Русские угодны Аллаху. Они нам ближе.

И мать согласилась. Это была ее последняя ночь с любимым человеком. Мне ее жалко. Моей маме было всего лишь двадцать пять лет. И она знала: больше ей не бывать во дворце. Она если и увидит своего мужа, то лишь издалека, из толпы людей.

Саид замолчал и заговорил тогда, когда Катерина спросила его:

— Зачем ему — чтобы ты был доктором?

— Он думал о своем будущем. Хочет, чтобы в старости его лечили собственные дети.

А помолчав, добавил:

— Не будь он мой отец, я бы отомстил за мать.

— Она молодая. Красивая. Найдет себе мужа.

— Аллах не любит, чтобы жена владыки узнала другого мужчину. Мама хранит верность отцу. И будет верна ему до конца.

Печальная это была беседа. В сердце девушки шевельнулась жалость и к маме Саида, и к нему самому. Вот он хотя и принц, сын какого-то восточного владыки, а и ему больно за судьбу матери, и он страдает, и нет у него никакой возможности избавиться от душевных мук. Кате очень хотелось утешить Саида, и познакомиться с его мамой, и ей помочь, но она не знала, как это можно сделать.

Остальную часть пути ехали молча. Дорога втянула их в центр уютного городка, вывела за окраину, и здесь им открылись простор и черная лента шоссе, уводящая вдаль, в глубину темневшего у горизонта леса.

Картина в Калиновке была той же, что и вчера: ребята работали внутри лодки, а возле пирса на песке играли девочки. Они, казалось, только и ждали автомобиль, на котором смуглый красивый дядя привезет им Катю: побежали к ней навстречу.

По дороге они и на этот раз заезжали в магазин за продуктами. Саид знал, что их ждут Танечка с Манечкой, и покупал разные вкусности, но теперь, перенося покупки в дом, подумал о том, что им нужны игрушки, и решил завтра же приобрести куклы, кроватки и мебельный гарнитур для устройства столовой на песке.

Евгений сошел со стапелей и о чем-то говорил с Катериной. Потом они вместе направились к Саиду, стоявшему у машины. Евгений, поздоровавшись, попросил его подняться на второй этаж и посмотреть больную. Сказал:

— Какую-то гадость себе вколола.

Говорил так, чтобы не слышали дети. И когда Саид направился к дому, Евгений сказал Кате:

— Побудь с девочками, а то они побегут за нами.

Евгений привел Саида в комнату, где на диване, на чистых простынях лежала уже знакомая ему женщина. Голова запрокинута на подушке, волосы растрепаны, лицо опухшее с синими подтеками под глазами. Женщина чуть покачивала головой и стонала.

Саид пытался с ней заговорить, но больная его не слышала. Тогда он обратился к Евгению:

— Какой наркотик она принимает?

— Вон в пузырьке какая-то гадость! Чуть отвернешься, а она уже укололась.

— Наркотик сильный. У нее начинаются конвульсии — надо везти в больницу.

— Возил несколько раз — не принимают. Может, от вас примут, как от иностранца?

— Давайте ее документы, соберите вещи — и скажите, где тут поблизости больница?

— Я поеду с вами.

И Евгений скоренько собрал документы, вещи.

— Я спущусь вниз и уведу детей на ту половину дома. Боюсь, напугаются.

— Она им мать?

— Да, мать. Это наши с ней дети.

И Евгений побежал вниз, оставив Саида наедине со своей радостью. Наконец-то он узнал, кто тут кто и что Катя свободна, она никому не принадлежит, она может стать его подругой, женой… Мысль эта сладостно гудела в голове, наполняла все вокруг торжественной музыкой жизни. А рядом — стонала и корчилась в муках женщина. И он, без пяти минут доктор, не знал, как ей помочь.

Пришли ребята, завернули ее в шелковое одеяло, кое-как причесали, завязали платком и понесли в машину.

Катя осталась с детьми, а Саид с Евгением повезли больную в лечебницу.

Вернулись они часа через два, довольные исходом дела. Саид побывал у главного врача, и тот пообещал в устройстве для больной основательного лечения. Саид не сказал Евгению, что он заранее оплатил лечение.

Катя решила ночевать в Калиновке, она нужна детям.

— Если можно, и я останусь, — несмело проговорил Саид.

— Пожалуйста, места тут много. Мы будем рады.

Этот ее ответ и то, каким голосом она говорила, еще пуще обрадовали Саида.

И когда они уже в десятом часу ужинали, и Саид видел, как веселы и беззаботны были ребята и как любезна и мила с ним Катерина, он все больше укреплялся в своих самых радужных надеждах.

Евгению он снова — уж в который раз — сказал:

— Главный врач обещал вылечить вашу супругу.

— Ее уж лечили, но все без толку, однако будем надеяться.

— На этот раз она поправится. Только время лечения будет долгим — три-четыре месяца.

— Ну, нет — так долго они не лечат. Две-три недели и выпишут. Подолгу таких больных держат только в платной клинике.

Саиду очень бы хотелось сказать, что так оно и будет, что денег он заплатил много — пять тысяч долларов, но вместо этого он еще раз заверил, что жена Евгения будет здоровой. И спросил:

— Как ее зовут?

— Ирина. Она была очень хорошей, подарила мне очаровательных двойняшек, но вот… бес ее попутал.

Спать его положили в дальней комнате — просторной и чисто прибранной, с большим ковром посредине. Ребята прошли на половину, выходящую окнами на судоверфь. Катя куда-то ушла, — видимо, к детям на другую половину дома. И Саид очень бы хотел убедиться, что тут у нее нет избранника, никто ей не станет досаждать в ночные часы.

Саид никогда не испытывал ревности, считал это чувство недостойным настоящего мужчины, но теперь с горечью убедился: ревность является человеку с любовью, и чем сильнее любовь, тем яростнее грызет сердце эта вечная, как само проклятие, страсть.

Дверь в комнату он оставил приоткрытой и напрягал слух, надеясь уловить шаги и проследить, куда они последуют. Несколько раз ловил себя на мысли, что Катерина ему не принадлежит и он не имеет на нее никаких прав, но это чувство лишь являлось в сознании, а сердце продолжило ныть от ужасных подозрений.