Юрий Черняков - На безымянной высоте

— …Твою мать… — Степан, чуть не плача, матерился над убитым наповал немецким полковником. — Черт! Ну что за невезуха!

— Кончай, Степа, — толкал его в плечо Прохор. — Он тебе кто, близкий родственник?

— Не понял… — Малахов растерянно мотал головой. — Снайпера этого, в натуре, Оля только вчера шлепнула! Или это уже другой?

Все озадаченно смотрели на лейтенанта.

— Ладно. Доставим его в том виде, какой он есть в данную минуту, — отрешенно сказал Малютин, разглядывая бумаги убитого немца. — Документы при нем, какие-то приказы… Это полковник Эрих Глейцер из Генштаба… Наверно, много знал и был слишком ценным офицером, чтобы немцы могли позволить ему попасть в наши руки… И поэтому они пошли на его убийство. Но все равно, такие бумаги, какие здесь, у него, могут оказаться важнее его показаний… Все, возвращаемся. Надеюсь, для снайпера, новый он или старый, мы не та цель, какую он обычно выискивает.

— Да, это тот же самый… — Степан вздохнул. — Видно по выстрелу. Так попасть точно в затылок, это только он сможет.

И кивнул на седую голову убитого, окрашенную засохшей кровью.

— Ну тогда нам точно бояться нечего, раз ниже полковников он не опускается, — кивнул Михаил. — А до полковника лично мне еще далеко.

Катя и Ася собирались сопровождать Лиду до санбата, куда доставили переводчика лейтенанта Горелова. Бледная, заплаканная, она рвалась к жениху и при этом постоянно заговаривалась и была, что называется, сама не своя. Так что ее боялись отпустить одну. Штабная полуторка «ЗИС-5» ждала их возле блиндажа связи.

Оля Позднеева сопровождать их отказалась. У нее после убийства немецким асом взятого разведчиками ценного «языка» теперь появились свои проблемы: как такое могло случиться, если она сама зафиксировала попадание в голову снайпера? Что он, воскрес, что ли? Восстал из мертвых? Или здесь появился другой ас, того же класса? Нет, не может быть. Слишком быстро. И все же это не приснилось ей, она сама видела попадание, своими глазами… И не слишком ли быстро немцы нашли другого… Ведь таких мастеров единицы. Правда, остается вариант, высказанный лейтенантом Малютиным, что она попала в его напарника… Убила напарника, а снайпер решил воспользоваться этим обстойтельством и до поры затаился: пусть русские думают, что его больше нет… Кстати о напарнике. Вообще-то говоря, он ей тоже не помешал бы.

Словом, она отговорилась от поездки срочными делами и, прихватив свою винтовку, отправилась к тому месту, где час назад был застрелен немецкий полковник, взятый разведчиками в качестве «языка».

Девушки подъехали на попутке к санбату, находящемуся в небольшой старинной церкви. Здесь гуляло немало ходячих раненых, почти все курили, многие сидели на лавочках, остальные помогали медперсоналу, в основном молоденьким медсестрам и санитаркам, стирающим или развешивающим мокрое белье и бинты.

Что не помешало выздоравливающим обратить внимание на вновь прибывших девушек. Но подкатываться пока не спешили. Все видели, как Лида, бледная и осунувшаяся, плакала, поминутно всхлипывая, и слезы, не переставая, катились по ее щекам. Катя и Ася осторожно поддерживали ее под руки.

Они усадили ее на ближайшую лавочку, для чего пришлось попросить подвинуться двоих раненых, напропалую флиртующих с медсестрой, и Ася пошла искать здешнее начальство.

— Товарищ майор… — безошибочно угадала она в появившемся у дверей лазарета изможденном от бессонных ночей пожилом враче начальника санбата. Он был в белом халате, забрызганном кровью, так что погон со звездочками не было видно. — К вам вчера поступил старший лейтенант Горелов, у него ранение в оба глаза, тут его невеста приехала навестить, где нам его можно найти? Он внимательно посмотрел на нее, покачал головой.

— Мое звание подполковник, вы ошиблись, но ничего страшного… Боюсь, что Горелова лучше сейчас не беспокоить, — сказал он. — Простите, а вы ему кем приходитесь, товарищ сержант, если не секрет?

— Я с ним служу в одном штабе, а со мной его невеста, — вполголоса сказала Ася, уже понимая причину запрета.

И оглянулась на лавочку, но Лида и Катя уже сами подошли к ним. Похоже, они все слышали.

— Я его невеста, — сказала Лида. — Я требую, я хочу увидеть своего жениха, будущего мужа и отца моего будущего ребенка.

Врач переводил испытующий взгляд с одной подруги на другую и, кажется, начинал понимать, что происходит.

— Сожалею, — негромко сказал он. — Я очень сожалею. Но лейтенант Горелов, вчера поступивший к нам, похоже, потерял зрение.

Катя вскрикнула и обняла побелевшую Лиду, прижав ее к себе.

— Зато я зрячая, — твердо сказала Лида, освобождаясь от рук подруги. — И наш сын тоже будет зрячим. Мы ему поможем, мы будем видеть за себя и за него… А сейчас я хочу к нему, я хочу его видеть, каким бы он ни был!

Но врач-подполковник даже не двинулся с места.

— Он сам просил меня никого к нему не пускать.

— Неправда! — отчаянно крикнула Лида. — Я знаю, он меня ждет!

И рванулась, оттолкнув подполковника, но в воротах санбата ее задержали.

— Костя! — в отчаянии закричала она. — Это я, Лида!

— Хорошо… — Врач, пристально взглянув на нее, кивнул охране. — Пропустите ее. Но только обещайте… В его состоянии ему противопоказаны излишние волнения. Надеюсь, вы это понимаете?

— Я вам обещаю, — дрогнув голосом, сказала Лида, все еще вытирая глаза платком. — Ему хуже не будет. А только лучше. Я это знаю. Я смогу, не сомневайтесь…

— Простите, есть ли надежда? — тихо спросила Ася, когда Лида ушла.

— Я не окулист, — покачал головой подполковник. — И даже не Иисус Христос. Чудеса не по моей части. Я еще не видел слепых, которые становились зрячими с такими ранениями. Но это не значит, что надежды никакой нет.

Мертвого немецкого полковника Глейцера и его документы они сдали через десять минут майору Самсонову, и тот долго чертыхался и матерился, удивив замысловатыми и витиеватыми оборотами самого Степана Каморина.

Успокоившись, Самсонов увел в свой кабинет лейтенанта Малютина. Тот должен был — а больше некому — перевести документы, найденные при полковнике. А разведчикам майор Самсонов приказал в срочном порядке углублять и укреплять блиндажи и окопы на передовой, куда совсем скоро должны были пожаловать офицеры из штабов дивизии и корпуса — как только у них закончится совещание и они отобедают.

— А мы когда отобедаем? — спросил Малахов, когда Самсонов ушел, и тут же схлопотал подзатыльник от Степана.

— Говорили тебе: твое от тебя не уйдет, — нравоучительно сказал Степан. — Если только это твое. Какие твои годы? Пообедаешь еще, и не раз…