Дмитрий Федотов - Однажды в Париже

Де Голлю пришлось подождать, пока отец Жозеф выберет несколько минут, чтобы принять лейтенанта конной гвардии. Перед дверьми кардинальской канцелярии, где он спозаранку трудился вместе с помощниками, четырьмя монахами ордена капуцинов, для ожидающих были поставлены стулья, и там уже собралось немало народа.

Анри передал просьбу о встрече с доверенным лакеем и теперь прохаживался в галерее неподалеку, сдерживая рвущееся наружу волнение и ожидая, что его позовут. Но отец Жозеф сам вышел к гвардейцу.

Если бы кто встретил на улице провинциального города этого пожилого человека в бурой рясе с капюшоном, перехваченной веревочным поясом, обутого в любое время года в грубые сандалии на босу ногу, никогда бы не предположил, что он более двадцати лет является надежным советником и почти другом кардинала Ришелье. Ну а парижанам уже примелькалось его лицо с большими, чуть навыкате глазами, крупным носом и довольно длинной, с точки зрения модников, неухоженной седеющей бородой.

Когда кто-либо пытался посоветовать отцу Жозефу сменить одеяние на более подходящее его положению, ответ был неизменно прост:

— Сам Христос такое одеяние носил, чем я лучше?..

Этого человека прозвали «серым преосвященством» за то, что он все время держался в тени. Но насчет его характера парижане не обольщались — скромность причудливо сочеталась в нем с природной способностью к сложным интригам и политическому сыску.

— Найдите мне господина де Голля, — велел дежурившему у дверей слуге отец Жозеф. Но Анри уже сам спешил к нему.

— Святой отец, со мной этой ночью случилось нечто странное, — заговорил, подойдя под благословение, де Голль. — Я должен рассказать вам кое-что важное. Прошу: выслушайте!

— Пойдем в сад, сын мой, — предложил капуцин. — Я с утра уже прочитал столько писем, что в глазах рябит. Мне просто необходим свежий воздух.

В саду было пусто. Хотя солнце выглянуло, высушило скамейки, радоваться там пока было нечему — деревья стояли голые, трава еще не ожила.

Они отыскали боскет и скамейку там, где солнце уже заметно пригревало, как оно и должно быть в конце февраля. Отец Жозеф сел, Анри остался стоять.

— Садитесь, молодой человек, — велел отец Жозеф. — Не заставляйте меня задирать голову. Ну, так что у вас случилось?

— Сегодня ночью я оказался возле церкви Сент-Эсташ… — без лишних объяснений начал де Голль и рассказал все, вплоть до убийства незнакомца.

— Печально, — покачал головой капуцин. — Однако этот грех мы вашему другу отпустим. Что вы еще запомнили, кроме хриплого голоса?

— Этот человек примерно моего роста, если только он не носит туфель на высоких каблуках.

— Да уж, наши щеголи это любят… Еще!

— Мне кажется, что ему около сорока лет. Я сужу по голосу… Святой отец, я уверен, что где-то уже слышал этот голос! Это было случайное знакомство или даже не знакомство, а просто я, допустим, в Пале-Кардиналь, сидя в кордегардии, слышал за приотворенной дверью чей-то разговор…

— Хорошо, сын мой. Еще!..

— Это человек, по-моему, привык распоряжаться и в то же время, как мне показалось, по натуре — веселый. Он… шутил с мальчишками.

— Когда приходится говорить с детьми, и я могу пошутить, — усмехнулся отец Жозеф, но как-то невесело. — Еще что-нибудь?..

— Святой отец, я добрый католик, хожу к мессе…

— Я знаю. Иначе вас бы тут не было, господин де Голль.

— Мне в какой-то миг показалось, что передо мной — дьявол!.. Это было, когда он исчез. Он повернул голову, я не видел лица, но мелькнул профиль. В профиле было что-то сатанинское! Не смейтесь надо мной, святой отец, я не испугался, но… И этот голос! В нем был какой-то особый скрип, но не от кашля, а… так скрипят несмазанные двери!

— Обрати внимание, сын мой, я не смеюсь, — капуцин пожевал губами. — Ощущения — тоже хорошая примета. И мы, добрые католики, знаем: дьявол существует и творит пакости. Если бы ты опять увидел это существо стоящим на пороге, освещенным лишь со спины, ты смог бы его узнать? По движениям, по профилю?..

— Возможно, смог бы… — пожал плечами де Голль.

— Ну тогда вот вам приказ, господин лейтенант: отыскать этого… шутника, человек он или нечистая сила! Вы — единственный, кто его видел и слышал. Возможно, вы не знаете, но его высокопреосвященство обещал посадить сочинителя подобных скверных песенок в Бастилию. Не просто обещал — почти что дал слово чести, хотя священнослужителю не полагается… И это будет сделано, как только мы его изловим. Теперь, по крайней мере, ясно, что гадкие песенки — не так называемое народное творчество.

— Но мои служебные обязанности…

— Не беспокойтесь насчет своих служебных обязанностей, — небрежно отмахнулся отец Жозеф, — я все объясню его высокопреосвященству. Поймать сочинителя важнее, чем проверять, как обращаются конюхи с лошадьми ваших гвардейцев. А поскольку никаких поездок его высокопреосвященство в ближайшее время не планирует, значит, и конная охрана не нужна. С чего вы начнете?

— Строго допрошу хозяина кабачка… — уверенно начал Анри.

— …и он поклянется на Библии, что впервые в жизни увидел этого хриплого господина. Впрочем, может быть, он окажется добрым французом и сразу назовет имя. Но в это плохо верится. Слушайте меня, господин лейтенант… — Отец Жозеф задумался. — В том, что в «Шустром кролике» больше не будет никаких спевок, я не сомневаюсь. А сочинителя и хриплого господина отыскать надо. Возможно, это один и тот же человек. Или же хриплый господин — друг или слуга сочинителя. Итак… Где же его искать?

Де Голль растерялся: ответа на вопрос он не знал.

— Это может быть творчество господ, посещающих салоны, — подсказал капуцин. — Господ, которые после казни герцога Монморанси и маршала де Марильяка [5] Анри II, герцог Монморанси, адмирал и маршал Франции, и Луи де Марильяк, граф Бомон-ле-Роже, маршал Франции, участвовали в мятеже Гастона Орлеанского против его брата, короля Людовика, были признаны виновными в оскорблении величества и приговорены к казни в октябре 1632 года. боятся открыто противостоять его высокопреосвященству, а вот втихомолку распространять гаденькие стишки как раз способны. У нас в Париже имеются два таких опасных салона. Один держит госпожа маркиза де Рамбуйе. Вы наверняка о нем слыхали, это бывший отель Пизани, теперь его так и зовут — отель Рамбуйе, он поблизости от Лувра. Маркиза собирает там философов, аристократов и поэтов. Заметьте: поэтов! А второй, второй… хм… Что вы знаете о Нинон де Ланкло?

— Видел ее несколько раз. Редкая красавица! — честно сказал Анри.

— Красавица и умница, — добавил наставительно отец Жозеф. — Но любовников меняет чаще, чем чулки, и рада всякому, кто объявит себя вольнодумцем. Хотел бы я, чтобы сочинитель оказался гостем ее салона!.. Да, еще этот чудак Бийо…