Дмитрий Федотов - Однажды в Париже

Кардинал одобрительно кивал. Музыку его величество сочинил отменную, а вот заставить придворную молодежь танцевать так же, как умел сам, не смог — не у всех к этому делу природная способность.

Анна Австрийская улыбалась — как мать, глядящая на шалости пятилетнего сына. Если бы этот человек, умеющий превосходно играть на лютне и рисовать костюмы, не был ее мужем, она бы постаралась с ним подружиться, приглашала в свои покои. Но от мужа ждут иного — ребенка хотя бы. Но как раз ребенка Людовик почему-то не желал ей подарить. Было ли дело в той ране, о которой ей рассказали пронырливые дамы? Она не имела опыта в любовных делах и полагала, что его величество просто был обязан попытаться, сделать над собой усилие и довести дело до необходимого результата. Ведь не мешает же ему тот давно заживший нарыв скакать и вертеться?

Анна-Женевьева смотрела на танцоров с пренебрежением. Она не понимала, как человек, родившийся в королевской семье и ставший королем, мог тратить время на прыжки и гримасы? К тому же человек уже не очень молодой. И вдруг странная мысль пришла ей в голову: да ведь королю просто не повезло с женщинами! Королева — это, понятно, дипломатический союз, но неужели в Париже не нашлось сильной духом дамы, чтобы приручить этого плясуна? Чтобы разбудить в нем настоящее королевское честолюбие? Это ведь так несложно! Сама Анна-Женевьева постоянно внушала четырнадцатилетнему брату, что он однажды станет великим — великим Конде. А Луи в ответ обещал ей, что она станет повелительницей Парижа. Осталось подождать совсем немного…

Д’Артаньян стоял в толпе придворных. Весь балет он не видел, но несколько танцев сумел разглядеть. К хореографии он был равнодушен, и у него имелась другая забота — непременно найти де Голля. Лейтенант гвардейцев кардинала, которому полагалось бы сопровождать его преосвященство в таком путешествии, исчез, и никто из тех немногих приверженцев кардинала, с кем можно было говорить без риска завершить беседу дуэлью, ничего не знал о нем.

Балет завершился, исполнители вышли на поклон, потом ушли переодеваться, вбежали слуги, стали быстро растаскивать кресла и стулья. Придворная молодежь честно заслужила свой бал!

Людовик, еще в крестьянском костюме, подошел к кардиналу и к супруге. Анна произнесла банальный комплимент — большего он и не ожидал. А вот мнение кардинала было ему очень любопытно.

Сам же король после премьеры «Тюильрийской комедии» поздравил кардинала с успехом и особенно похвалил план пьесы, ни слова не сказав о стихах. Кардинал должен был оценить эту шпильку.

— Я в восторге, ваше величество, — сказал Ришелье. — Музыка выше всяких похвал! Исполнители превосходно справились с задачей. Вы, как я и предполагал, танцевали лучше всех. Не устаю удивляться вашей одаренности, но, ваше величество, в балете кое-чего недоставало.

— Жареных дроздов? — весело спросил король. — Но еще не сезон. Осенью поеду на охоту и пришлю вам целую корзинку птичек.

Кардинал улыбнулся.

— Зачем же скрывать свои таланты, ваше величество? Вы не только отличный хореограф и блестящий композитор, вы еще и замечательный поэт.

Людовик озадаченно посмотрел на Ришелье, явно не желающего объяснять неожиданный комплимент, и вдруг все понял.

И расхохотался. Это был смех победителя. Кардинал нашел врага, но что он мог сделать этому врагу? Любого другого жителя Франции Ришелье немедленно заточил бы в Бастилию, а тут оказался совершенно бессилен. Все, что он мог предпринять, — вежливый намек.

Радостный хохот Людовика привлек общее внимание — не так уж часто придворные его слышали.

Кардинал чуть заметно развел руками. Это должно было означать: ах, как жаль, что не построено еще Бастилии для столь знатного сочинителя.

Король и это понял.

Он первым опустил взгляд. После всех неудачных заговоров он смирился, он махнул рукой на обиженных аристократов с их опасными затеями. Заменить Ришелье было некем: сопротивляться власти и править государством — два разных ремесла. А править Ришелье умел.

Миг победы оказался краток, и король был благодарен кардиналу за то, что его преосвященство позволил сполна насладиться этим мигом.

— Поэзия — все же не мое дело, — примирительно сказал Людовик. — А вот меня обещали научить вставлять стекла в окна! Когда вернусь в Лувр, возьму первые уроки. И надо заказать новый токарный станок. Хочу попробовать выточить бильярдные шары.

— Не сомневаюсь, что у вас получатся отменные шары, ваше величество, — с поклоном ответил Ришелье.

Ветер все крепчал, и маленькую шхуну мотало с волны на волну, как скорлупку. Паруса давно были зарифлены, иначе беды не миновать. Матросы у штурвала вдвоем едва удерживали руль под заданным углом.

— Мы уже не попадаем в Фолькстоун, мистер Кристи, — сказал похожий на краба-переростка человек в одежде моряка. — Не будь я капитан Джон Мэтли! Этот шторм не даст нам ни одного шанса.

— И что же вы предлагаете? — нахмурился карлик, судорожно цепляясь за ванты.

— Пойдем в Бриджтаун.

— Но это же в сотне миль от Лондона?!

— Шторм, сэр…

— Хорошо. Делайте ваше дело, а я займусь своим.

Кристи подобрался к юту и нырнул в спасительную дверь каюты. В помещении, освещаемом одним масляным фонарем, болтающимся на цепи под низким потолком, находился только один человек, закутанный с ног до головы в клетчатый шотландский плед. Человек недвижно сидел в углу на рундуке, упершись ногами в стену, чтобы не упасть от качки.

— Хорошая погода, миледи, — тихо сказал Кристи, подходя и садясь на единственный стул у стола.

— Для чего? — вяло откликнулась Люси.

Она сникла с тех пор, как поняла, что ни подкупить, ни сбежать от чертова карлика не удастся. Ею овладела апатия. А чего теперь трепыхаться? Этот службист по приезде, скорее всего, сдаст ее с рук на руки костоломам Тауэра. А нет — так не пройдет и недели, как ее настигнет пуля или кинжал с приветом от сэра Элфинстоуна.

Люси было до слез жалко себя: так бездарно закончить жизнь?! Она еще не стара, красива, умна, неподражаема в постели — жить бы и жить! Так нет, попутал нечистый связаться с чертовыми шотландцами!.. И старый граф, конечно, пальцем не пошевелит выручить женушку.

— Вы меня совершенно не слушаете, миледи? — прорвался сквозь грустные мысли голос ее конвоира.

Кристи все так же сидел за столом, только теперь перед ним стояла пузатая бутылка с ромом, которую он придерживал одной рукой. В другой у карлика была медная матросская кружка.

— Что вам от меня еще нужно? — безразлично спросила Люси.

— Выпить хотите?

— Нет…

— Зря. Ром, говорят, прекрасно помогает от тошноты и плохого настроения.