Генри Хаггард - Возвращение Айши

Эта женщина показала вам в видении наш монастырь и привела сюда, откуда можно добраться до гор, где, как вы полагаете, она возродилась. Почему бы и нет? Для тех, кто познал высшую истину, нет ничего невозможного, хотя то, что ее последняя жизнь так затянулась, странно и противоречит опыту. Не сомневаюсь, там вы ее найдете; не сомневаюсь также, что ее духовная суть — та же самая, что некогда ввела меня в грех.

Но думать, что она бессмертна, — заблуждение: на свете нет ничего бессмертного. Именно гордыня или, если хотите, величие мешает ей приблизиться к Нирване. Но ее гордыня будет смирена, как уже бывало не раз; чело ее величия припорошит прах перемен и смерти, а грешный дух очистится печалями и разлуками. О брат Лео, если ты и обретешь ее, то лишь для того, чтобы потерять; и тогда тебе вновь придется карабкаться по лестнице. Брат Холли, для тебя, как и для меня, потеря есть единственное приобретение, ибо избавляет от мучительной скорби. Оставайтесь же здесь и молитесь вместе со мной. Зачем биться лбом о скалу? Зачем лить воду в треснутый кувшин, она все равно уйдет в песок бесполезного опыта, тщетно расточится, так и не утолив жажду.

— Вода оплодотворяет песок, — ответил я. — Где вода, там и жизнь, а печаль — это семя радости.

— Любовь — закон жизни, — вмешался Лео. — Без любви нет и жизни. Я ищу любовь, чтобы продолжать жить, и верю, что все это предназначено для неведомой нам цели. Судьба повелевает — я подчиняюсь ее велению.

— И тем оттягиваешь свое конечное избавление. Но не буду спорить с тобой, брат, ибо ты должен идти своей собственной дорогой. Вспомни о том, что эта женщина, проповедница ложной веры, навлекла на тебя в прошлом. В одном из своих существований ты был, как я слышал, жрецом богини Природы по имени Исида, дал обет верности ей — и только ей. Какая-то женщина соблазнила тебя — и ты бежал вместе с ней. И что же? Преданная тобой богиня или если не сама богиня, то ее посланница, которая вкусила от ее мудрости и стала орудием возмездия, убила тебя. С помощью усвоенной ею мудрости эта посланница — будь она женщина или дух — отсрочила свою смерть, потому что полюбила тебя, и продолжала жить, ожидая, когда ты возродишься и отыщешь ее, хотя она гораздо быстрее встретилась бы с тобой в Дебачане, если бы умерла, но нет, она предпочла жить в неслыханных мучениях. Ты возвратился к ней, но она умерла или как бы умерла, а потом, как было назначено, возродилась; несомненно, вы опять увидитесь, и опять случится какая-нибудь страшная беда. О мои друзья, не уходите за горы, оставайтесь здесь и кайтесь в своих прегрешениях.

— Нет, — ответил Лео, — мы поклялись встретиться, и наша клятва нерушима.

— Тогда, братья, отправляйтесь, а когда вы пожнете плоды своего неразумия, вспомните мои слова: я уверен, что вино из давильни страсти будет цвета крови и что, поглощая его, вы не обретете ни забвения, ни покоя. Ослепленные жгучей страстью, о могуществе которой я слишком хорошо знаю, вы хотите соединить зло с прекрасным лицом и свою жизнь, уповая, что их союз породит всезнание и радость великую.

Не лучше ли проводить дни в святом затворничестве, пока ваши жизни не вольются в Неизреченное Добро, в Вечное Блаженство, которое заключено в Конечной Пустоте? Сейчас вы мне не верите, качаете головой и улыбаетесь: и все же настанет день, может быть, после многих перевоплощений, когда вы падете ниц и в слезах молвите: «Брат Куен! Твои слова были исполнены мудрости, а мы поступили безрассудно». И с глубоким вздохом старик повернулся и оставил нас.

— Нечего сказать, утешительная религия, — сказал Лео, глядя ему вслед. — Живи бесчисленное количество веков в убийственной однообразной тоске, пока твое сознание не растворится в некоей пустоте, в бесформенной абстракции, что называется «Вечным блаженством»! Нет, лучше уж я поживу в этом несовершенном мире, не теряя надежды оказаться в мире более совершенном. Не думаю, чтобы он что-нибудь знал об Айше и ее судьбе.

— И я не думаю, — ответил я, — хотя и допускаю, что, в сущности, он прав. Кто знает? И какой смысл в рассуждениях? У нас нет выбора, Лео: мы только повинуемся велениям судьбы. Куда она нас приведет — мы узнаем в свое время, не раньше.

Было уже поздно, и мы пошли отдохнуть, но в эту ночь я почти не спал. Предостережения дряхлого настоятеля, человека доброго и ученого, с богатым жизненным опытом и той мудрой прозорливостью, какая дается немногим, лежали на моей душе тяжким бременем. Он предрек, что за горами нас ждут горе и кровопролитие, а затем смерть и возрождение в горчайших мучениях. Скорее всего так и будет. Но ничто уже не остановит нас, никакие страдания. Чтобы вновь увидеть ее лицо, я готов преодолеть любые мучения. А что же тогда сказать о Лео?

Странное предположение высказал Куен: будто Айша была древнеегипетской богиней, а Калликрат — ее жрецом, либо же если не богиней, то ее посланницей. Будто его соблазнила царственная Аменартас, и он бежал с ней, нарушив клятву верности богине. Будто эта богиня, воплощенная в Айше или используя ее страсти как свое орудие, отомстила в Коре им обоим; но молния поразила ту, что ее метнула.

То же самое часто думал и я. Но я был уверен, что Она не богиня, хотя и возможно ее воплощение: жрица, посланница, призванная вершить ее волю, мстить или вознаграждать, с человеческой душой, исполненная надежд и страстей, и со своей собственной судьбой. Сейчас, когда все уже позади и я пишу свое повествование, я вижу много такого, что подтверждает это предположение, и мало такого, что идет с ним вразрез, ибо невероятно долгая жизнь и сверхчеловеческие способности сами по себе еще не признаки божества. С другой стороны, следует помнить, что, по крайней мере единожды, Айша недвусмысленно заявила, что была некогда «дщерью небес»; есть люди, среди них старый шаман Симбри, которые считают ее сверхъестественное происхождение само собой разумеющимся. Но обо всем этом я надеюсь еще поговорить позже.

Так что же там за горами? Найдем ли мы ту, что со скипетром в руке творит на земле волю разгневанной Исиды, а с ней и другую женщину, изначально во всем виноватую? И если так, достигнет ли своей кульминации непримиримая, нечеловеческая борьба за греховного жреца? Через несколько месяцев, а может быть и дней, мы наконец получим ответ на этот вопрос.

С этой глубоко волнующей мыслью я и уснул.

Утро второго после той ночи дня застало нас уже в пустыне. Оглядываясь, на расстоянии мили мы видели полуразрушенную статую Будды, восседавшего перед старинным монастырем, и в этом ясном воздухе различали даже сгорбленную фигурку нашего друга, старого настоятеля Куена, который, опираясь рукой о статую, провожал нас взглядом, пока мы не скрылись вдали. Все монахи плакали, прощаясь, и горше всех Куен, ибо он искренне полюбил нас.