Сергей Горбатых - Исполнитель

– Меня зовут Некрасов Юрий Васильевич. Родился второго июля 1904 года в Ростове. Вот, смотрите, моя метрика! Через полгода мне уже целых шестнадцать лет будет! А меня не хотят брать на фронт! Понимаете, товарищ комиссар, я за батяньку хочу белякам отомстить! Ой, как хочу! Да, вот, смотрите, товарищ комиссар, на фотокарточке мой папа в форме железнодорожника, мама и я. Мне тогда четыре годы было. А вот мой табель успеваемости. Смотрите, всё "отлично". А вот ещё одна фотокарточка. Я в первом классе гимназии. Вот смотрите…

В дверь кто‑то постучал.

– Да, входите! – сказал Силаков.

Это был высокий военный в длинной шинели с четырьмя красными квадратами на левом рукаве.

– Товарищ командир полка, – встав с лавки, официально обратился к вошедшему Силаков. – Я, как комиссар, прошу и в то же время рекомендую принять Некрасова Юрия, сына большевика, зверски убитого белогвардейцами, в наш полк воспитанником. Мы, революционеры, строящие новое общество, не имеем права оставить на улице этого парня. Тем более, у него, кроме нас с вами и советской власти, нет больше никого.

– Согласен! Определите его в третий батальон. Распорядитесь, чтобы поставили воспитанника нашего стрелкового полка Некрасова Юрия на довольствие! – распорядился командир полка.

– Спасибо! – радостно подскочил с лавки Некрасов.

Юрий с ужасом осмотрел закопчённую теплушку, которую занимал взвод Ивана Саленко. Высокие трёхъярусные нары из неструганных досок были чуть присыпаны соломой. Вокруг раскалённой до малинового цвета чугунной печки‑буржуйки сгрудился весь взвод.

– Ну что, Некрасов Юрий, полковой воспитанник, кидай свой "сидор" на нары и сядай к нам! – сказал Саленко.

– Тебя как, хлопчик, зовут? Не услышал я, – спросил высокий худющий красноармеец с рябым лицом и огромными оттопыренными ушами.

– С такими ухами, как у тебя, Рябовол, и не услыхать… – раздался чей‑то издевательский голос.

– Цыц, сопля! – взвился рябой.

– Меня зовут Юрий, – представился Некрасов.

– Кажи мне, Юрок, чё тебе дома не сидится? – поинтересовался Рябовол.

– Нет у меня дома, дяденька красноармеец, – печально ответил Некрасов и, добавляя новые подробности, принялся рассказывать о "матери, умершей от сыпного тифа и отце‑герое, повешенном на вокзале беляками". Когда он замолчал, в теплушке царила полная тишина. Было очевидно, что его рассказ потряс всех слушавших.

– Во…во…во, оно то же самое и с нами будет! Поубивают всех нас на этой войне, лихоманка бы её взяла, наши жёны поумирают. Детишки же наши с протянутой рукой по свету мыкаться будут, – с болью выдохнул, едва не плача, невысокий белобрысый красноармеец лет двадцати двух.

– Евсюков, цыц, щучий сын! – резко оборвал его Саленко. – Вечно ты скулишь, как пёс поганый! Тоску на всех наводишь.

– Наступила тишина. Все думали о чём‑то своём. Только в буржуйке громко потрескивали поленья.

Рябовол достал из кармана шинели тощий кисет:

– Вот дела! Табачку совсем не осталось. Курить, ох как хочется! Аж ухи пухнут.

– Не приведи господи, если они у тебя опухнут! Тогда дверь в теплушке придётся распиливать, чтобы тебя наружу вытащить! – ехидно заметил кто‑то.

Вагон затрясло от дружного смеха.

– Дяденьки, у меня табак есть, – предложил Юра и полез в свой вещмешок.

– Что, сурьёзно? – не поверил Рябовол.

Некрасов вручил Саленко три пачки табака в фабричной упаковке.

– Мать честная! – удивился комвзвода. – Настоящий‑то табачок, не самосад. А пахнет то как! Чуете, братцы?

Действительно, по теплушке поплыл вкусно‑пряный аромат дорогого табака.

– Хлопчик, а где такого табачку‑то добыл? – поинтересовался красноармеец лет тридцати в новой форме.

– С Асмоловской фабрики. Когда из Ростова бежать все начали, то фабрику кто‑то поджёг. Кто‑то ворота вышиб, ну и люди побежали туда. Я рядом тогда находился, ну и тоже схватил кое‑что, – объяснил, несколько смущаясь, Юрий.

– Ну ты и хваткий, паренёк! – похвалил его совсем молодой красноармеец лет девятнадцати.

– Некрасов, а у тебя может и какава или чаёк сыщется? – в шутку сказал Саленко.

– Да, чай у меня тоже есть. Хороший. Да и сахар найдётся, – скромно сообщил Юрий.

– Вот это хлопчик! Во, молодец! Нам теперь хочь кажный день таких воспитанников пущай посылают! – раздались восторженные голоса.

Некрасов достал из вещмешка плитку чёрного чаю и четверть головки сахара и отдал всё это комвзвода. Саленко тут же распорядился поставить на печку котелки с водой. После чего принялся делить сахар.

Каждому бойцу досталось по кусочку, а Юре он вручил целых два.

Эшелон три дня простоял в Ростове. За это время Некрасову выдали форму. Когда он её надел, то весь взвод чуть не умер со смеху. Рукава гимнастёрки у Юры свисали до самых колен, а шинели – почти до пола.

– Не беда! Снимай мундировку‑то свою! – распорядился Черновол, едва отдышавшись от смеха.

Забрав с собой всю красноармейскую форму, он вместе с двумя коренастыми мужиками, братьями Залесовыми, принялись отрезать, а потом шить вручную. Через несколько часов Юра уже надел прекрасно подогнанную под него красноармейскую форму. Вскоре к ним в теплушку пришёл комиссар полка:

– Воспитанник Некрасов, завтра будешь принимать присягу! – объявил он.

– Есть! – чётко, как его уже научили, ответил Юра.

Эшелон медленно двигался. Час ехали, двадцать стояли.

– Куда это нас везут? – недоумевали красноармейцы взвода Саленко, поминутно выглядывая в щель двери.

– Взводный, не томи душу, скажи… – просили они.

Но Саленко молчал. Он и сам не знал пункта их назначения.

– Военная тайна! – загадочно отвечал он, напуская на себя очень важный вид.

Вскоре стало ясно, что эшелон движется на восток.

– Странно, а почему не на юг? Почему не на Кубань? – спрашивали друг друга вполголоса бойцы.

Эшелон уже четвёртый день стоял на каком‑то полузаброшенном разъезде в открытой степи. Было так холодно, что стены теплушки и нары покрылись толстым слоем инея. А рядом с печкой было невыносимо жарко. Некрасов вынул из вещмешка книги.

– Юра, а что это у тебя? – поинтересовался Саленко.

– Это мои самые любимые книги. Русско‑французский словарь. Книга об Александре Македонском и "Приключения Шерлока Холмса" Конан‑Дойля.

– А чё это такое, Конана… Конан… Дойля? – едва выговорив, спросил комвзвода.

– Это рассказы о частном сыщике Шерлоке Холмсе. Мне очень нравится, как он расследует различные преступления, – объяснил Юрий.

– Слушай, друг, почитай нам! А то мы тута як цуцики мёрзнем! А? – попросил Рябовол.

– Хорошо, но только я лучше вам перескажу. Ведь я наизусть знаю эти произведения, – согласился Некрасов.

Он удобно устроился на поленьях возле самой печки и, сняв шинель, принялся рассказывать прозведение Артура Конан‑Дойля "Пёстрая лента", добавляя в него от себя некоторые детали. В теплушке стояла тишина, изредка прерываемая возгласами: