Станислав Рем - Двадцатое июля

Армстронг говорил правильные слова, но Тейлор ему не верил. Слишком много хороших и правильных слов услышал он за последние годы. Но все они, эти правильные слова, не уберегли его мать от смерти. Так же, как не остановит дальнейших смертей и то послание, которое хранится сейчас в нагрудном кармане его рубашки. Письмо, извлеченное час назад из кармана генерала Штюльпнагеля. Несмотря на то что полковник был слабо знаком с немецким языком, он понял: речь в письме идет о переговорах между американцами и фашистами. Цель — временное приостановление военных действий на Западном фронте и переформирование его для их совместной борьбы на фронте Восточном. То есть объединение усилий против тех, кто сейчас вместе с ними громит врага каждый на своем участке фронта. Против русских.

Тейлор никогда не увлекался политикой. Он, коренной представитель верноподданных Британской империи в одиннадцатом поколении, являл собой профессионального военного. И ему были чужды политические мадригалы. Главным для него всегда являлась защита Отечества. Нельзя отрицать: к Советам он относился крайне прохладно. Но, вынужденно или нет, сегодня они были союзниками. А союзников не предают. Если не нравится союз — откажись от него. Сделай официальное заявление и расторгни договор о совместных действиях Так считал Тейлор. А то, что предлагал в своем письме немецкий генерал, вкупе с тем фактом, что янки это послание явно ждали, являлось ничем иным, как предательством по отношению к ним, к союзникам. И раз американцы так сильно заинтересовались данным письмом, никто не даст гарантий, что они не пойдут на второе предательство. На сей раз уже против Британии. Никому неизвестна степень готовности заокеанских ребят к подобным действиям.

— Простите, но в мундире немецкого генерала-шпиона никаких документов мною обнаружено не было, — упрямо повторил британский полковник.

— Досадно. — Армстронг взял со стола фуражку и натянул ее до самых ушей, превратив свою умную голову криминалиста в довольно забавную физиономию деревенского простачка. — И очень жаль, что вы заняли подобную позицию. К сожалению, я буду вынужден доложить о вашем поведении генералу Эйзенхауэру.

— Конечно. Ничего другого вам ведь не остается.

— Мне не нравится ваш сарказм.

— А что вы хотели услышать?

— Правду.

— Правду?! — вот теперь в голосе англичанина и впрямь прозвучал неприкрытый сарказм. — А сами-то вы готовы сообщить нам правду?

— Вы о чем?

— Хорошо, выражу свою мысль иначе. Итак, к вам летит немецкий генерал. Причем, как вы утверждаете, на важные переговоры. Так?

— Предположим.

— И какие, интересно, переговоры может вести представитель захватчиков Франции с ее освободителями? Уж не собирались ли они обсудить вопрос, как лучше и выгоднее поделить чужую страну между собой?

— У вас больная фантазия, господин полковник.

— Не менее больная, чем у вашего руководства. — Тейлор пытался пробить «броню» следователя. — Начинать переговоры с проигравшей стороной можно лишь в одном случае: если ты разделяешь позицию проигравшего. Немцы — агрессоры. Неужели и мы хотим стать агрессорами?

— Сорвавшиеся по вашей вине переговоры могли сохранить тысячи жизней. И в первую очередь жизни людей, находящихся сейчас в концентрационных лагерях.

— И вы уверены, что после всех пережитых в тюрьмах и концлагерях унижений и пыток эти люди поблагодарят вас за то, что вы освободили их парой месяцев раньше и при этом пожали руку Гитлеру?

— С Гитлером никто переговоров вести не станет!

— Какая разница? Гиммлер, Геббельс, Геринг — это всё друзья, со? ратники и единомышленники Гитлера. Полковник, сейчас пишется новая история, и в нее войдут наши имена. Неужели вы хотите, чтобы ваших детей упрекали за связь их отца с фашистами?

Армстронг долго молчал, глядя себе под ноги. Потом дружески похлопал Тейлора по плечу и улыбнулся:

— Я подумаю над вашими словами. Обещаю. И если приду к выводу, что те подозрения, которые вы мне высказали, имеют под собой почву, то в моем докладе Айку самолет покинут только два летчика. Но это единственное, что я могу для вас сделать. А вы… сохраните письмо. Возможно, оно вам еще пригодится.

Курков быстро поднялся на второй этаж. Битое стекло нервно скрипело под сапогами. Вечерние лучи солнца с трудом пробивались сквозь пыль, которая никак не могла осесть после недавней бомбардировки.

Квартира журналиста находилась по центру лестничной площадки. Об этом сообщала латунная табличка над звонком. Курков постучал. Минуты две никто не открывал. Наконец послышались тяжелые шаркающие шаги. Дверь открыл мужчина неопределенного возраста, помятый и небритый. Он посмотрел на повязку Сергея, опустил взгляд, молча вернулся в квартиру и принялся перебирать какие-то вещи.

— Простите, — Курков вошел следом, — мне нужен господин Штольц. Карл Штольц. — Мужчина вертел в руках свитер, явно раздумывая, брать его с собой или нет. — Вы господин Штольц? — вновь поинтересовался Курков.

— Вы пришли меня арестовывать и не знаете, как я выгляжу?

Курков огляделся. Совсем недавно в комнате было явно прибрано. Однако недавняя бомбежка навела в ней свой «порядок»: упала со стены картина, пол был усыпан осколками оконного стекла, на одной из стен появилась свежая трещина.

— Вы ошибаетесь. — Курков присел на ближайший к нему стул. — Меня к вам прислал Бургдорф.

Хозяин квартиры резко развернулся и недоуменно уставился на гостя.

— Я не знаю никакого Бургдорфа.

— Он работал корректором в типографии. Там вы с ним и встречались.

— Бургдорф… Бургдорф… — Штольц принялся задумчиво теребить пуговицу на жилете от костюма. — У вас, кстати, не знакомое мне произношение. Вы не из Прибалтики?

— Нет. Я русский.

— A-а, власовец.

— И не власовец. Я из батальона Скорцени.

— Большого Отто?! — глаза Штольца безмерно округлились. — Видно, у нас, немцев, дела действительно очень плохи, раз уж Скор» цени стал набирать в свою команду славян.

— Так вы вспомнили Бургдорфа? — Курков постучал пальцем по часам на руке: — Меня ждут внизу. И времени очень мало.

— Да, вспомнил. Небольшого роста мужчина лет пятидесяти. Внешне напоминающий нашего фюрера.

— Совершенно верно. Ему нужна ваша помощь. Он прячется в развалинах жилого дома в районе станции метро «Ноллендорф-плац.

— От кого прячется?

Сергей понял, что личность корректора Штольца нисколько не интересует.

— От всех. Он вам сам обо всем расскажет. При встрече. Но он просил, чтобы вы встретились с ним как можно быстрее.

— Когда он вас об этом попросил?

— Сегодня ночью. Наша рота в том районе остановила танки, вот тогда мы с ним и познакомились.