Вера Космолинская - Драконье царство

— Артур! — окликнул голос Гвенивер у меня за спиной.

— Да, милая! — отозвался я ласково, оборачиваясь и медово ей улыбаясь.

Как залетевшая на башню белая птица — ее платье все еще было белым, с отделкой из переливающейся серебряной парчи. Она выглядела очень счастливой. Бодрой и разрумянившейся. — Ты пришла сюда одна? — заботливо удивился я.

Она восторженно кивнула:

— Да! Я ведь могу теперь ходить где хочу! Это так здорово! — Она только что не подпрыгивала на одной ножке. И мне вдруг живо вспомнился Гарет. Я им всем даю надежду. А что потом?

— Верно, верно. — Я протянул руки ей навстречу, и она вприпрыжку понеслась мне в объятия. — Но боюсь, теперь тебе придется быть более осторожной.

— Они уже едут? — быстро сообразила Гвенивер. Не зря она была принцессой.

Королевой.

Как странно. Почему-то именно как о королеве, я о ней до сих пор еще не думал.

А еще я вдруг подумал, что было бы так легко сейчас закружить ее, подкинуть в воздух и… ведь под нами отличные каменные плиты.

Продолжая мягко обнимать Гвенивер, я отошел от парапета, увлекая ее за собой подальше от края.

Какого черта творится в моей голове? Это не может быть серьезно. И почему вдруг так? Я, кажется, всегда немного опасался, что могу потерять контроль над собой. Но почему? Гораздо раньше, чем случилось то, что должно было перетряхнуть все ящики в моем мозгу. И не просто потому, что среди историков с «Януса» полно сумасшедших, как всегда среди тех, кто упорно пытается представиться себе бесконечность и прочие абстракции. Даже не потому, что когда-то слишком увлекся, совершив множество несанкционированных экспедиций из чистого любопытства. Все ведь было гораздо раньше, не так ли? Даже у нас есть прошлое, и что-то похожее на детство, со случающимися в нем медведями…

Которое мы с Линор провели вдали от обоих родителей. На Земле. В Шотландии, неподалеку от старого портового города Ирвин. У довольно-таки дальних родственников. Это были скорее хорошие воспоминания. Наша тетушка была ученым, и просто очень заботливой женщиной. Чему она нас только не учила. И очень легко. Мы будто все схватывали на лету. И у нее был отличный загородный дом, где было так здорово проводить время. Но там же жил и наш дядюшка. Тоже ученый, и совершенно сумасшедший. Как и историки с «Януса», тот, кто слишком упорно пытался представить себе вечность и другие абстракции. Он был гений, военный инженер, но то, что случилось с его личностью, было полной катастрофой. Тогда мы с Линор впервые столкнулись с атмосферой повисшего в воздухе террора. А нам ведь было всего лишь от года до четырех.

Ведь тетушка была так добра, что не могла бросить и своего сумасшедшего брата. И скрывала его безумие. Как и собственные синяки и даже шрамы после его буйств. Хотя при нас, детях, он вел себя немного тише. И мы воспринимали это по-своему. Как будто мы действительно сдерживали его, имели какой-то вес. Защищали тетушку и ее старенькую мать. Ведь слова: «Не веди себя так при детях» немного, но действовали. Я больше принимал это на свой счет. Потому что был мальчиком — я был таким же как он. И видимо, это имело какое-то значение, ведь прочие в доме были дамами. (Может быть, я мог быть таким же плохим?) Я воспринимал себя еще и почти на равных с ним, ведь о нем так же заботились, как о неразумном ребенке. Я играл в его игрушки, ведь именно от него мне достались целые коробки с оловянными солдатиками и космическими кораблями, сплошь военными, игрушечные бластеры — и я даже знал, где в доме лежат настоящие…

Я ощущал его таким же, как я, и как противника, конкурента. Мы были одним и тем же, только с противоположным знаком. Так, как он вел себя, он не должен был поступать. Кто-то должен был объяснить ему это. Несмотря на запрет, я как-то пробрался в его комнату и заявил ему все, что думаю. И получил в ответ разбитый нос и пару сломанных ребер. Увидев море крови, пролившейся из моего носа, тетушка, наконец, пришла в ужас и сделала то, что давно стоило сделать, отдала безумца медикам. Итак, в каком-то смысле я победил. Прямое столкновение привело к тому, что агрессор был убран из дома, исчез с «моей» территории, был изгнан. Но я же был неправ. Я знал, что нарушаю запрет. Если бы я этого не сделал, ничего бы не случилось. И тогда я впервые почувствовал себя — настоящим злодеем. А я ведь привык к мысли, что всех защищаю. Что я не такой, как человек, чья модель поведения невольно наложила отпечаток на мое сознание в самом начале моего существования. Может быть, создала меня таким, каким я стал.

Не в итоге сотни конфликтующих чужих жизней, что я помнил. А одной единственной. Хотя это было так давно. А в этом мире и вовсе никогда не случалось.

«Но я же не сумасшедший!» — пробормотал я неслышно под нос. Я только всегда этого боялся. Неосознанно. Но ведь мой знак — противоположный! Был таким всегда. И мне незачем было считать себя тогда злодеем. Ведь я не был виноват в том, что случилось?

В том, конечно, что нарушил запрет, была моя вина. Но не могло же это продолжаться вечно. Это могло закончиться чьей-то смертью. Следы не своей крови я видел в доме не раз. Как я мог поступить иначе?

И все же я предпочел почти забыть и никогда не вспоминать это. Но все невольное пристрастие к войнам, которое отмечал еще Линн, и мои идеи, что в них нет правых сторон — хотя во многом это правда — значит, это досталось мне не от отца с его обычной объективностью? И не потому, что мне просто была интересна военная история. Даже наше сходство с отцом — это сходство «близнецов», выросших в разных семьях, и потому не отталкивавшихся друг от друга. Когда мы встретились, мы стали почти друзьями. И просто отлично понимали друг друга. Не считая того, что я еще воспринимал его как какое-то сказочное существо, о котором прежде слышал только легенды. И конечно, я предпочел считать, что все, что есть во мне — от него.

Но это было следствием своеобразной войны, пережитой еще в детстве? Эта мысль меня немного шокировала своей простотой. Я все время искал не там. Дело не в «Янусе». Побеждая, я почти всегда чувствовал себя неправым. Почти всегда чувствовал, что становлюсь кем-то, кого не хочу знать. Я едва пережил этот «поход на Север». Ведь на самом деле, именно так! Потому что драконов побеждают только драконы. Потому и меня зовут здесь Драконом. А мой двойник носит имя Мордред. Но ведь на самом деле — он Артур. Как и я сам…

Я не безумец и не злодей!

Ну разве что только отчасти. Потому что твоя победа всегда наносит кому-то вред. Настолько, насколько это вообще естественно для мира и неизбежно. Пусть драконов побеждают драконы. Не стоит воспринимать это так трагично…

— Артур!.. — робко позвала Гвенивер, видящая, что со мной творится что-то неладное — я, вдруг нахмурившись, застыл на месте и почти окаменел, даже дышал через силу.