Вера Космолинская - Смех баньши

Я поднял рог, наполненный вином, а ответил мне громкий довольный рев, перешедший в дружный троекратный вопль:

— Долго живи, король!

Я сел, посмеиваясь, и обращаясь сам к себе, воскликнул: «Какой актер пропадает!» — Эту реплику я стащил у Нерона.

Дальше все пошло уже спокойней, и все вопросы государственной важности касались, в основном, только кулинарии. А вещи более беспокойные мы оставили для завтрашнего совета. Сегодня же все только ели, пили и веселились по мере сил, и последнее, что я помню о том вечере или уже утре, это как мы с Кеем на пару перетаскивали сладко посапывающего графа Эктора в его комнату. Бедвир вертелся рядом, пытаясь перехватить инициативу, и занудно намекал мне, что не королевским я делом занимаюсь. На что я резонно отвечал, что будучи единственным трезвым во всей компании, я просто обязан взять в свои руки столь ответственную и тяжелую во всех отношениях задачу.

Пожалуй, надо всем еще всплывает странно задумчивый взгляд Кадора, преследовавший меня в тот день до самого конца. И слова Кея, что он всегда подозревал, что я могу быть тем еще камнем на шее, если захочу.

А потом были всего лишь сновидения, о которых не стоит помнить.

Общий план крепости, который мы восстановили на чертеже, был на самом деле очень даже неплох. В основе его лежали правильные квадраты и другие разумные геометрические фигуры. Запутано все оказалось лишь в результате нововведений, разрушений и перестроек по каким-то сиюминутным соображениям, включающим в себя и вполне сознательные акты вандализма с целью покончить с позорным римским прошлым.

Фризиан брал на заметку места, которые стоит в первую очередь пустить под снос, Олаф пытался терпеливо пристроить к постоянно меняющейся схеме системы канализации, вентиляции и теплообмена, используя или не используя остатки старых. Гамлет пытался бастовать, заявляя, что все только дурью маются, и его лично эти доисторические проблемы никак не касаются, после чего решил, что совершенно необходимо усовершенствовать систему стоков лишней влаги со двора и из подвала. Дурака по большей части валял только я, как субъект чрезмерно загруженный связями с общественностью, так что идеи подкидывал только мимоходом, бессистемно, зато по всем возможным направлениям и не сильно утруждаясь математикой или логикой. За что я любил эти маленькие сборища, так это за поистине космический порядок и хоть какую-то наполненность смыслом, по сравнению с теми шумными и бестолковыми высокими собраниями, вроде того, что состоялось после того, как в Камелоте все в первый раз протрезвели. Ну и поскольку с похмелья думается лучше, тут же занялись важными делами.

Однако сперва меня нашел Гарет, и отказать ему я конечно не мог, тем более, что все равно уже проснулся и выбравшись на открытую площадку полуразрушенной башни разглядывал внизу давно рухнувшие отсюда обломки парапета.

Моргейза встретила меня загадочным взглядом.

— Доброе утро, брат.

— Доброе утро, сестра.

Уже с «утра» — а раз в замке почти никто еще и не проснулся с прошлой ночи, можно было и впрямь считать это утром, она выглядела удивительно свежей и ухоженной. А ведь ей все-таки немногим больше двадцати пяти, — решил я, — а может, вовсе и не больше. Я дал бы ей и меньше, если бы не Гарет.

Ее комната была завешена пурпурными темными занавесями, милосердно скрывающими обшарпанные стены, и все скрывала полутень. Все колченогие стулья были надежно замаскированы подушками. На них мы теперь с полной невозмутимостью и балансировали.

— Мне сказали, что ты уже проснулся, — промолвила Моргейза. — Как почивалось?

Она понятия не имела, о чем спрашивала…

— Крепко, — сказал я, не вдаваясь в подробности.

— Это хорошо, — кивнула она. — Бран не обнаружил никаких наложенных заклятий?

— Ничего существенного, — заверил я ее.

— И это хорошо. Выпьешь что-нибудь? — она вопросительно приподняла бровь.

— Спасибо. Уже нет, — отказался я.

Она тихонько рассмеялась.

— Иногда я начинаю сомневаться, так ли ты молод, как кажется. Например — вчера… — Она посмотрела на меня и многозначительно погладила подушку. — Ты случайно не одержим каким-нибудь духом посильнее тебя?

— Сильнее меня? — с готовностью усмехнулся я в ответ. — Да разве такое возможно?

— Не знаю, не знаю, — загадочно сказала она.

— По-моему, я знаю, чего ты хочешь, — сказал я, пристально поглядев на нее. Она чуть заметно подобралась, но продолжала улыбаться.

— Чего же?

— Просто не отпускать меня. Как Гарета. Но тебе не о чем беспокоиться. Я и так питаю к тебе добрые чувства, и меня незачем подкупать видимостью излишней заботы. — Может, это и было несколько резковато, но постоянная раздвоенность впечатлений рядом с ней несколько выводила из равновесия, хотя я старался все время быть настороже. Может быть даже, я чуть перестраховывался.

Ее улыбка ничуть не увяла.

— Ты так думаешь?

— Ведь случайно наложенные на древние стены заклятия не могут быть настоящим поводом для этой встречи, о которой ты известила через Гарета еще вчера. Кстати, о Гарете…

— Ты прав, — сказала она. — Это не настоящий повод для беседы. Но Камулос — это место, можно сказать, проклято. Твой отец потерял здесь и власть и разум. И после него здесь случилось немало нехороших смертей, говорят, тех, кто пытался установить власть над этим местом. Пока не пришел Пеллинор. Но он скорее тень, чем человек, на многое он смотрит и смотрел сквозь пальцы. Он ничего здесь не менял и ничего не трогал. Не он выбрал свое место. Оно выбрало его. Он только страж, а не правитель. Но если ты действительно собираешься что-то менять — тебе придется остерегаться собственных стен. Здесь может произойти что угодно. Что угодно, Артур. Если говорить напрямик, прежде чем ты сможешь быть уверен, что все в твоих руках, тебе придется избавиться от многих людей, населяющих эту крепость. Я не знаю, как ты это сделаешь, но прими мой совет — при первой возможности смени всех старых слуг. Старших же лучше всего будет просто убить.

Я смотрел на нее не отрываясь. По-моему, она говорила серьезно.

— Зачем ты говоришь мне это?

В ее глазах появился хитрый блеск.

— Ты говорил, что знаешь, зачем. Разве я не выиграю от того, что твоя власть укрепится?

Ну как не восхищаться этой женщиной! Я подумал об Огаме. Если уж лететь головам, то его — в первую очередь. А почему бы и нет? Мне еще вчера не понравилась его улыбка. Я развеселился. А самое смешное, что по нынешним понятиям совет и впрямь вполне разумный и полезный. И с дурными целями такого просто не дадут.

— Прости, — сказал я. — Кажется, совет очень мудрый.

— Я рада, что ты все понимаешь, — тепло откликнулась Моргейза.