Богдан Сушинский - Остров обреченных

– Так замените его, полковник.

– К сожалению, это не в моей власти.

– Тогда смените его, сами примите командование.

По тому, как расширились от удивления глаза полковника, Маргрет поняла, что подобная идея никогда раньше даже не приходила ему в голову.

– Что тоже не в моей власти.

– Но и с адмиралом вы тоже знакомы не столь близко, чтобы позволять себе подобные разговоры, – тут же дала герцогиня понять, что интерес к нему падает. – Вряд ли он сочтет возможным принять вас в своей каюте, а тем более – считаться с вами.

– Адмирал и в самом деле слишком дурно воспитан, – напрямик заявил полковник. – За те несколько недель, которые он провел здесь, в Гавре, готовя свою эскадру, это стало известно каждому моему сержанту. Которые, как вы знаете, сами особым воспитанием никогда не отличались. Нет в городе такого офицера и такого чиновника, которому бы адмирал не нахамил. Пусть и с налетом деликатности, но все же… Если до сих пор это и сходило ему с рук, то лишь потому, что все знают о приверженности к нему короля и важности его экспедиции; а еще все помнят, что имеют дело с человеком из рода Робервалей.

– А вы, полковник, оказывается, тоже германец, – сказала Маргрет, не скрывая своего разочарования, и направилась к просторному балкону. – Я-то принимала вас за истинного француза.

– Вы не правы, герцогиня, – побагровел фон Ринке, поняв, что Маргрет нанесла ему удар его же оружием. – Я всегда – и в бою, и при дворе, оставался французом… Но вы должны понять…

– Не раньше, – отрубила Маргрет, – чем вы поймете, что перед вами – герцогиня из рода Робервалей. Однако приглашение войти в мою свиту во время проводов все еще остается в силе.

Оставив полковника на балконе любоваться эскадрой адмирала и постепенно угасающим вечерним небом, Маргрет вернулась в зал. При этом ей пришлось протискиваться через целую толпу мужчин, которые тоже хотели бы уединиться с ней, но не предпринимали такой попытки только из уважения к полковнику, да еще из мужской солидарности.

– Чем утешите меня, маркграф? – обратилась она к де Мовелю.

– За несколько дней, проведенных вне стен замка герцогов де Робервалей, вы заметно повзрослели. И это радует.

– Хоть вы не пытайтесь ухаживать за мной, маркграф. Герцогиня Алессандра вам этого не простит. Что слышно о шевалье д’Альби?

– Ровным счетом ничего. Вполне возможно, что он решил наниматься не в Гавре, а в Марселе. А это, как вам известно, в другом конце Франции и на совершенно ином море.

– Вы разочаровали меня, маркграф.

– Я или шевалье д’Альби?

– Вы оба. Тем не менее я очень признательна за все, что вы для меня сделали и что, не сомневаюсь, сделаете завтра.

– В конце концов, вы ведь отправляетесь в Новую Францию не ради шевалье, – пробовал утешить ее маркграф.

– В том-то и дело, что не я должна бы отправляться в Новую Францию ради шевалье Роя д’Альби, а это он обязан был бы отправиться туда ради меня. И если этого не случится, простить такое шевалье д’Альби я уже не смогу. Спокойной ночи, маркграф.

Оставив городскую знать допивать вино, договаривать и прощаться уже без нее, герцогиня решительно направилась в отведенную ей спальню. И, возможно, тотчас же легла бы.

Но в туалетной комнате ее поджидала Бастианна.

– Вы помните, что завтра на рассвете наш обоз возвращается в Париж?

– Пусть возвращается, – обронила Маргрет, задумчиво прохаживаясь у двери спальни.

– Но карета у вас будет. Причем значительно престижнее, нежели та, которой снабдил отец. Я видела: это карета маркграфа. Королевская.

– Не повезут же меня в порт в повозке для эшафотных преступников.

– Я приказала, чтобы слугам позволили искупаться и хорошо накормили их, а также дала немного денег на дорогу. Из ваших.

– Все это ты и должна была сделать, – закрыла перед ней дверь спальни Маргрет.

«… А вот вашего шевалье д’Альби в Гавре нет! – молвила Маргрет самой себе, уже улегшись на мягкую пуховую перину. – Ни на корабле, ни в порту, ни в Гавре. Ваш шевалье, герцогиня, пребывает сейчас где-то на другом конце Франции и на совершенно другом море. Хотя, конечно же, должен был бы простаивать под вашими окнами и страдать, страдать, страдать… вместе со всеми остальными мужчинами, которые сегодня весь вечер плотоядно пялились на вас. Но его нет. А через месяц- другой он вообще окажется где-то на другом конце света, по совершенно другую сторону океана. И чем это закончится? Где и когда мы встретимся? Как долго я должна придерживаться данного ему обета, и кто из нас нарушит его первым? Кто?! Да, конечно же, он! Здесь, в порту, полно девиц. Город наводнен ими. Он же достаточно крепок и смазлив, так что невозможно, чтобы хоть одна из них прошла, не обратив на него внимания. А если уж обратит…»

– Вам не спится, герцогиня? – вновь возникла в проеме двери Бастианна.

– Сама ведь знаешь, что не спится.

– Как-то оно будет там, на корабле?

– Отвратительно. Как и в этом городе, в этой спальне.

– На море сильно укачивает. Если обнаружится, что вы подвержены морской болезни и вас начнет тошнить…

– В таком случае она уже началась, эта морская болезнь, поскольку меня уже тошнит, да так сильно, что даже рвать тошно…

Бастианна вздохнула, поправила перину на постели воспитанницы и вновь вздохнула. Нет, в общем-то, она довольна тем, как Маргрет держится – спокойно, с достоинством, веря в себя и в свои силы.

– Отправляйтесь спать, – приказала ей герцогиня.

– Так ведь мне тоже не спится.

– Уж тебе-то, после веселья на сторожевом холме и ночного купания в озере, должно спаться.

Бастианна скабрезно хихикнула и вновь тяжело, с женской грустинкой вздохнула.

– Озеро… А ведь вода была довольно прохладной. Просто они все обезумели и бросились в озерный омут вслед за мной. Кроме Клода, конечно. Кажется, он был с вами, герцогиня?

– Не было его со мной.

– Но…

– Клода со мной не было, Бастианна. Даже если бы оказалось, что он находился со мной в одной карете.

– Вот теперь понятно. Он пока еще здесь. Как думаешь, может, позвать? Попрощались бы…

– Ты с ним?

– Почему я? Вы бы…

– Какая же ты мерзавка, Бастианна. Если еще раз упомянешь, на ночь глядя, о Клоде, то превратишь меня в такую же мерзкую развратницу, в какую постепенно превращаешься сама.

– Разве это развратничество? – невинно вздохнула Бастианна. – После затворничества, которое мне пришлось пережить в замке Робервалей, это уже не разврат, а монашеское говенье.

Площадь у гавани собрала столько народа, сколько могла вместить, поэтому маркграф де Мовель, генерал де Колен и полковник фон Ринке вынуждены были оставить свои кареты еще при въезде в порт и вместе с Маргрет и Бастианной пробираться через толпу.