Богдан Сушинский - Костры Фламандии

– Ни одному из офицеров Франции и в голову такое не приходило, не будь я капитаном Стомвелем.

– Так убедите в этом известного вам лейтенанта мушкетеров. Ведь не хотите же вы, чтобы этот обладатель «пера на шляпе гасконца» стал посмешищем для всего Парижа.

– Он уже осознал свою ошибку и приносит свои извинения, – заверил его капитан.

– Тем не менее вплоть до самой Варшавы для вас и для всех обозников я по-прежнему буду оставаться гвардии лейтенантом Гарденом.

– Поскольку достойны этого, – заверил священника капитан.

Только теперь поняв, что же на самом деле произошло, д’Артаньян артистично снял шляпу и, с достоинством поклонившись, отсалютовал Даниилу Греку рапирой. Почти тот же кавалерийский реверанс, только более неуклюже, изобразил и располневший Стомвель.

– Невозмутимость и терпение, господа, – благословил их священник. – Всегда и во всем – невозмутимость и терпение. Иначе вам никогда не стать дипломатами. А теперь – в путь. Нас ждут в Варшаве.

Из крепости, из городских ворот, из разных концов предместья в широкую, прилегающую к реке долину стекались поднятые по тревоге казаки, мушкетеры, драгуны…

В том конце долины, что подступала к городу со стороны моря, уже появился передовой отряд испанской конницы, поэтому казаки, первыми оказавшиеся на равнине, сходу разворачивались в плотную кавалерийскую лаву.

Увидев ее, испанцы, предполагавшие, что смогут спокойно подойти к реке и под ее прикрытием готовиться к штурму города, в нерешительности остановились, не зная: принимать бой или же благоразумнее будет отступить. Тем более что две роты конных мушкетеров и эскадрон драгун начали сближаться с ними по правому берегу реки, чтобы в подходящий момент форсировать ее и ударить с тыла или во фланг.

Впереди каждого казачьего полка Гяур выстроил сотню воинов, закованных в доспехи, добытые уже здесь, в Дюнкерке. Этот ударный отряд должен был расчленить испанское войско, прижимая одну часть его к реке, другую – к неудобной для конницы возвышенности, на вершине которой уже спешивался с захваченных у испанцев коней отряд украинской пехоты.

Пригнувшись к гривам, ощетинившись частоколом коней, латники Гяура напоминали сейчас туго натянутый лук, тетива которого будет отпущена сразу же, как только последует приказ Сирко. И на острие этой стрелы стояли Гяур, Улич и Хозар.

Лишь небольшая группа казаков и французов, в которой оказался сотник Гуран, слегка приотстала и еще только приближалась к долине. Стремясь поскорее стать во главе своей сотни, Гуран всячески пытался вырваться из потока скачущих между деревьями всадников. Несколько раз он бросал своего коня то влево, то вправо, но каждый раз перед ним возникали золотистые кудри графини де Ляфер и шлем идущего чуть впереди, прикрывающего ее литовского татарина Кара-Батыра.

– Да заберите же из моих очей эту сатану! – взмолился сотник, пытаясь в очередной раз прорваться мимо развевающихся на ветру кудрей графини.

– Наоборот, она должна вдохновлять вас! – отшутился Кара-Батыр.

– Так ведь одним бесстрашием своим она всех испанцев распугает!

– Завидев мою грудь, они десятками будут сдаваться в плен! – заверила его Диана, игриво хлестнув нагайкой коня сотника по морде.

И в поддержку ее, словно привычный боевой клич «Слава!», прогремел дружный казачий хохот.

– Казаки! – послышался могучий голос появившегося только что на крутом утесе полковника Сирко. – Наша победа – там! – указал он саблей в сторону разворачивающегося для встречной атаки отряда идальго. – А наша слава – на остриях наших сабель! Так есть ли сила, которая смогла бы остановить нас?!

– Нет! – турьим рыком взорвалась закованная в сталь сотня Гяура.

– Нет! – громовым раскатом откликнулись сотни других воинов. И эхо этого раската пронеслось над рекой, над рощей, над всей долиной, чтобы навеки войти памятью истории в крепостные стены Дюнкерка.

– Тогда чего мы медлим? Смерть врагам! В бой! В бой!

– Впереди – небольшой отряд немецких рыцарей! – появился на вершине холма сержант, командовавший передовым охранением. – Судя по всему, он готовится к нападению!

Ехавшие бок о бок капитан Стомвель и лейтенант д’Артаньян молча уставились друг на друга.

– Это уже черт знает что! – прохрипел капитан. – Такое впечатление, что мы движемся не по мирной стране, а по вражескому лагерю. Это я вам говорю, капитан Стомвель. Остановить обоз! Приготовиться к бою!

– Возможно, вы чего-то не поняли?! – спросил д’Артаньян у сержанта. – Не могут же они нападать на нас через каждые десять миль!

– Спросите об этом у них! – грубовато огрызнулся сержант, очевидно, недовольный тем, что на доклад отозвался не капитан Стомвель, а этот выскочка-мушкетер. – Если только они позволят вам задавать какие-либо вопросы.

Хотя приказ уже был отдан, передние повозки еще какое-то время продолжали двигаться, пока не оказались на небольшой возвышенности, в сторону которой как раз и указал саблей сержант охраны. Естественно, д’Артаньян, а за ним сержант и капитан Стомвель тоже помчались туда.

То, что офицеры увидели, поднявшись на перевал, никаких особых опасений у них не вызывало, зато вновь заставило удивленно переглянуться.

На пологом склоне огромного конусообразного холма выстроились девять всадников. Они стояли столь любимым германцами клином, однако развернут он был не как обычно, в сторону противника, а в сторону небольшого, высившегося невдалеке замка, стены и шпили которого как бы венчали устланный зелеными покрывалами кряж.

Восемь рыцарей сверкали лучащимися на солнце доспехами, и лишь тот, что стоял выше всех, на пригорке, и как бы соединял два крыла клина, одет был в пурпурный плащ и пренебрегал шлемом.

Несколько минут немцы и французы стояли, глядя друг на друга, словно прикидывая: хватит ли у них сил для того, чтобы сразиться. Тем временем позади д’Артаньяна и Стомвеля тоже успели сгруппироваться до десятка солдат охраны и обозников, хоть сейчас готовых принять бой. Да, во время прошлого, откровенно разбойничьего, нападения все они оплошали, но теперь готовы были доказать, что они – настоящие воины.

Однако шло время, их противостояние явно затягивалось, а момент нападения германцы все оттягивали и оттягивали.

– Вы напрасно демонстрируете свою воинственность, капитан Стомвель, – высунулся из приблизившейся кареты шведский посланник.

– Разве это демонстрируем мы, а не германцы? – удивленно парировал командир обоза. – Это же они преградили нам путь.

– Если бы они собирались нападать на обоз, то не стали бы выстраиваться в боевой клин меченосцев, который обычно призван расчленить боевой строй врага. Тем более что клин этот обращен острием в сторону собственной крепости. Они попросту развернулись бы веером и пошли на нас.