Богдан Сушинский - Полюс капитана Скотта

— Не опасаетесь раскрывать свои секреты офицеру из экспедиции Скотта?

— Не опасаюсь, поскольку воспользоваться моими секретами капитан Скотт уже вряд ли сумеет.

— Вы правы: не сумеет, — признал Кемпбелл, не скрывая своей горечи.

— Мало того, я был бы искренне рад, если бы сумел обнаружить в своем плане что-либо такое, что способствовало бы успеху его замыслов, — методично добивал его Амундсен своей неистребимой вежливостью.

— …Вы произносите эти слова с такой искренностью, словно хотите предложить английской экспедиции расположиться рядом с вашим лагерем или идти к полюсу вместе с вами.

— А почему вы решили, что я не способен предложить нечто подобное? Антарктида огромная, здесь хватит места и славы для всех. Мне сказали, что вы, лейтенант, хотите организовать собственную экспедицию по изучению этой части континента. Мои офицеры правильно восприняли ваши намерения?

— В Китовую бухту меня привели поиски места для высадки группы.

— И прибыли вы сюда тоже со своими пони-лошадками? — по-отцовски, сочувственно улыбнулся Амундсен.

— Вы правы: с пони, — спокойно ответил Виктор, не позволяя норвежцу смутить себя.

— Так пусть ваши лошадки уходят с судном. Или же держите их при себе для экзотики и воскресного выезда. И еще… мой вам совет: разбивайте базовый лагерь рядом с нашим. Здесь удобно, безопасно, относительно мягкий климат. Поскольку заниматься научными изысканиями мы не собираемся, то никакой конкуренции не возникнет. А что касается транспорта… Берите у нас половину собак, которые вернете, как только закончите свои изыскания, или же перед нашим броском к полюсу [27] Это реальный факт: Амундсен действительно предложил лейтенанту Кемпбеллу разбить свой лагерь рядом с «Фрамхеймом» и готов был великодушно одолжить ему на время половину своих собак. Ни сам Кемпбелл, ни исследователи никогда не сомневались в том, что Амундсен, чувствовавший морально-этическую уязвимость своего неожиданного вторжения в Антарктиду, обещания свои выполнил бы. .

— Можете не сомневаться, — поддержал его лейтенант Преструд. — У нас отличные эскимосские лайки, привыкшие к климату и к постромкам.

Выслушав предложения норвежцев, Кемпбелл и входивший в его группу доктор Левик ошарашенно переглянулись. О том, чтобы заимствовать у Руала Амундсена ездовых собак, не могло быть и речи. Английских офицеров интриговало сейчас не это. Неужели, задавались они вопросом, Амундсен искренен в своем стремлении помочь им? Неужто он действительно позволил бы им расположиться рядом с их лагерем, где всегда можно было бы рассчитывать на помощь и поддержку и готов предоставить им половину своих лаек?

— Собак вы можете выбрать сами, сейчас же, — тонко уловил Амундсен их настроение, — доставить с судна ваш груз и разбить лагерь вам помогут мои люди. Где, как не в Антарктиде, господа, мы должны демонстрировать свое человеколюбие, забывая при этом о вере, нации и прочих условностях старого и, как мне представляется, давно заледенелого мира?

— Благодарю, господин Амундсен. В условиях Антарктиды ваши предложения — это действительно предел великодушия, — признал Кемпбелл. — Говорю это совершенно искренне.

— Если капитан Скотт пожелает перенести сюда свою экспедиционную базу, с моей стороны возражений не последует, — пожал плечами Норвежец. — Мало того, если капитан пожелает, мы можем осуществить общую экспедицию на полюс, разделив славу первооткрывателей.

«А ведь предлагая Скотту объединиться, этот норвежец прекрасно понимает, да что там, он уверен, что англичанин на такие условия не согласится, — подумалось Кемпбеллу. — Но зато какой жест, какое проявление снисходительности и великодушия! Конечно же после возвращения в Европу Амундсен позаботится о том, чтобы о его „руке дружбы, протянутой неудачникам-англичанам в сложнейших условиях Антарктиды“ не только писали в газетах, но и слагали легенды. Если учесть, что Норвегия всегда чувствовала свою политическую и экономическую зависимость от Британской империи, то можно себе представить, как этот жест будет воспринят в „Стране викингов и фьордов“».

Коньяк и тюленьи отбивные оказались превосходными и в оценке их никакой неискренности быть не могло. После обеда Амундсен лично показал гостям все свое хозяйство, однако на вопрос о том, в какие сроки он планирует осуществить свой «бросок к полюсу», ответил уклончиво:

— Это будет зависеть от многих факторов, господа. И прежде всего, от климатических условий на избранном нами маршруте. А сам капитан Скотт с окончательной датой выступления своей партии уже определился? — хитровато ухмыльнулся Амундсен, когда настало время прощаться. А затем, не дожидаясь ответа, рассмеялся.

Англичане ответили ему сдержанными ироническими ухмылками, а командир «Терра Новы» Гарри Пеннел тут же пригласил норвежцев прибыть к нему завтра на ланч.

Наблюдая за тем, с каким озорством захмелевшие англичане садятся на нарты и помогают матросу-каюру взбодрить собачьи упряжки, Амундсен, благодушно улыбаясь, поинтересовался у стоявшего рядом Кристиана Преструда:

— Не знаете, лейтенант, почему капитан Скотт так невзлюбил ездовых собак?

— Наверное, это так и останется загадкой для всех, кто когда-либо пробовал выживать в полярных краях, — решительно покачал головой Кристиан. — Особенно в Антарктиде.

— Неужели он и его люди забыли, что благодаря этим, по-настоящему преданным человеку, трудолюбивым животным, существует вся полярная цивилизация планеты?

— Ну что вы хотите? Это же англичане… — произнес Преструд с таким выражением, с каким свое отношение к англичанам мог выразить только истинный норвежец.

— А, по-моему, взгляды этого капитана-англичанина, Роберта Скотта, на использование эскимосских собак в полярных областях основываются на каком-то странном недоразумении, — произнес Амундсен, по-прежнему провожая взглядом уходящие к ледовому перевалу нарты. — Мало ли что могло однажды случиться в жизни этого странноватого англичанина: может быть, в какой-то ситуации собака попросту не поняла хозяина? Или, наоборот, хозяин не понял собаку? [28] Здесь интерпретируется высказывание Руала Амундсена, опубликованное в прессе сразу же после его триумфального как первооткрывателя Южного полюса возвращения в Европу, когда еще не было известно о гибели капитана Скотта.

— Судя по всему, хозяин — собаку, — убежденно предположил лейтенант. Но, затем, немного поколебавшись, уточнил: — Впрочем, я сомневаюсь, чтобы у этого англичанина-собаконенавистника когда-либо водилась хоть какая-нибудь живность.

— Не будьте так строги, лейтенант, — поморщился Амундсен. — Особенно по отношению к англичанам.