Мишель Зевако - Трибуле

– Мэтр Доле, – серьезно сказал молодой человек, – я пришел просить приют для этого ребенка…

– Добро пожаловать! Пойду разбужу жену и Авет, мою дочь… А вы входите… Мой дом – к вашим услугам.

Жилет шагнула в дом, и ее нежное лицо осветило пламя свечи. Манфред увидел ее близко, и в его восхищенных глазах сверкнули искорки пылкого обожания.

А девушка тем временем смущенно проговорила:

– Как мне благодарить вас, месье…

В этот момент послышался глухой шум. Молодой человек, не отвечая Жилет, схватил хозяина дома за руку.

– Мой благородный друг, – сказал он, – поклянитесь мне, что вы будете заботиться об этом ребенке, как о собственной дочери.

– Клянусь вам, друг!

– Спасибо, мэтр Доле! – искренне обрадовался Манфред. – А теперь быстрее запирайте дверь! До скорого!

Молодой человек отступил назад и растворился в темноте. Он направился к воротам Сен-Дени.

Несколько мгновений Франциск I оставался неподвижным, следя глазами за Манфредом и Жилет, пока они не исчезли. И тогда, даже не посмотрев на своих лежавших неподвижно спутников, возможно, даже мертвых, король без каких-либо колебаний отправился прочь.

Манфред зря считал короля неспособным на шпионство! Он как раз и занялся столь неблагородным делом. Он проследил издалека, как Жилет вошла в дом Доле. Потом увидел, как удалился Манфред.

Тогда король приблизился и остановился подле дома. Внезапно он встревожился и прислушался.

Шум, настороживший Манфреда, быстро приближался. Франциск схоронился за тумбу, к которой привязывали лошадей, где застыл в лихорадочном ожидании.

Через несколько минут в темноте обрисовалась группа людей. Они шли в сомкнутом строю, освещая путь фонарями.

Король перевел дыхание: это шла не кучка бунтарей – это был ночной дозор!

Обрадовавшись, он вышел из своего укрытия и положил руку на плечо человека, шедшего во главе группы.

– Король! – вскрикнул командир и обнажил голову; тут же он знаком остановил свой отряд. – Сир, какая неосторожность!

– Тише, Монклар!.. Этот бродяга… Манфред…

– Я иду по его следам, сир… Я приказал перегородить улицы… Негодяй не сможет ускользнуть.

– Он там, – указал король, и в голосе его слышалась ненависть, – перед вами… всего в пятистах шагах… Монклар, схватите этого человека!.. Пусть он умрет!.. Этой же ночью… И пусть он умрет в мучениях… Я требую ужасных мучений… Быстрее, Монклар… Бегом.

Главный прево подал знак. Его лейтенант занял место позади Франциска во главе эскорта из двенадцати человек, после чего отряд, в котором осталось человек сорок, под командой самого графа де Монклара направился быстрым шагом в указанном королем направлении.

На плотно сжатых губах короля появилась холодная злая усмешка. Потом он обернулся к лейтенанту.

– Месье, – приказал он, – стучите в эту дверь.

Офицер повиновался… Загрохотал молоток у двери.

Дверь оставалась закрытой.

Офицер постучал сильнее.

И снова молчание!

Офицер вопросительно посмотрел на короля.

– Вышибайте дверь! – приказал Франциск I.

Солдаты приблизились к двери…

И в это самое мгновение ночь разорвал заунывный крик:

– Франсуа! Франсуа! Что ты сделал с нашей дочерью?

Король вздрогнул… и побледнел:

– О, опять эта сумасшедшая, – пробормотал он. – Маржантина!..

Да! Это была безумная женщина! Это была Белокурая Маржантина! Эта несчастная мать бродила по ночным улицам и выкрикивала свою вечную боль. Она разыскивала свою дочь.

Она видела в своем воображении дочь, потерявшуюся двенадцать долгих лет назад!

Вот она вынырнула из темноты, полуголая, с распущенными волосами, и остановилась перед Франциском. С секунду она поколебалась.

– Месье… может быть, вы встречали ее… скажите правду… Маленькую девочку, месье… шести лет… белокурую… хрупкую… такую слабенькую… Скажите, месье!.. Хотите, я назову вам ее имя?.. Оно такое красивое… Ее зовут Жилет… Жилет, говорю я вам!

Последние слова произвели на Франциска ошеломляющее впечатление!.. Он позабыл об окружающих и видел теперь только Маржантину… свою любовницу!

– Жилет! – заикаясь, пробормотал он. – Твоя дочь!.. Боже!.. Боже!.. Возможно ли такое!..

Несчастная мать, конечно, его не слышала. Она продолжала говорить бесконечно нежным голосом, сравнимым с телесной лаской.

– Жилет… прекрасное имя… Не так ли?.. Как же долго я ищу ее… Я потеряла ее в Блуа…Вы знаете, где находится Блуа?.. Ей было всего шесть лет… Бедная малышка… В Блуа, говорю я вам… Да, там… Как я ее любила…

Вдруг она заговорила резко и зло:

– Франсуа!.. Где твоя дочь?

– О! – удрученный Франциск перешел почти на шепот. – Как это ужасно! Оказывается, я полюбил собственную дочь… Это на дочь я поднял руку… Это моя дочь скрылась в этом доме!

Он с жадностью разглядывал безумную женщину… Возможно, он даже собирался поговорить с ней.

Быть может, ожившее пламя давно ушедшей девичьей любви разгонит сумрак ее мыслей!

И в этот момент послышался глухой стук колес. Чуть позже появилась грохочущая повозка, впереди которой галопом неслась лошадь. Казалось, эта летящая во весь опор повозка уносит с собой какую-то мрачную тайну, секрет ужасной драмы…

Маржантина увидела повозку. Новая мысль пронзила ее несчастный мозг, и безумная бросилась за повозкой:

– Это увозят мою дочь!

Через несколько мгновений женщина исчезла.

Застывший на месте Франциск растерянно огляделся…

Солдаты не осмеливались сдвинуться с места. Офицер писал позднее, что ему показалось, будто король тоже хочет устремиться вслед за повозкой, но он все-таки удержался, закрыл лицо руками и судорожно вздохнул несколько раз. Эти вздохи были похожи на рыдания. Потом король пробормотал что-то неразборчивое. Удалось понять лишь несколько слов

– Ох!.. Это чудовищно…Я чувствую, что всё еще люблю эту несчастную!

Что происходило в королевском сердце?.. Какая жуткая борьба шла там между плотской и отцовской любовью?

Когда же король пришел в себя, офицер осмелился спросить у него:

– Сир, что нам делать?

– Месье, – ответил король странным и страшным голосом, – я приказал вам вышибить эту дверь!

Манфред удалялся бодрым шагом. Его натренированное ухо каждую секунду улавливало изменение расстояния между бродягой и ночным дозором. Манфред не видел стражников, но догадывался о них и презрительно усмехался. Он хотел свернуть на первую же поперечную улицу, но не сделал этого, заметив отблески света на пиках.

Он пожал плечами и продолжал идти прямо:

– Кажется, господин главный прево забавляется!

Вторая улица была перегорожена.

– А! Фарс продолжается.