Далия Трускиновская - Рижский редут

Яшка ахнул, развернулся и понесся прочь.

Делать нечего – я побежал следом. Догнал я его почти на углу Малой Замковой и Большой Яковлевской. Эти места я уже знал превосходно, потому что немало тут слонялся, отыскивая Артамонову зазнобу. Схватив Яшку за руку, я потащил его вправо, в тот проходной двор, где скрылась от Артамона Камилла. Там, как всегда, висело выстиранное белье.

Мой предатель и враль был безмерно напуган, до такой степени, что стал проситься обратно в подклеть. Я же вдруг ощутил отвагу. Что, в самом деле, за чертовщина: по улицам нашего города ходит какая-то сволочь, по которой каторга плачет, а я обязан пред ней трепетать?!

– Не бойся, дурак, – сказал я Яшке. – Мало ли, что он узнал тебя? Он же за тобой не погнался!

– Вы их плохо знаете! – отвечал он. – Они нас выследят, право, выследят и – ножом! Они это могут!

– Да что ж ты такого натворил? За что мусью Лелуару тебя казнить?

– Какому еще мусью? Это пан Потоцкий!

Тут оставалось только произнести «Бр-р-р-р»! Но было не время докапываться до всех кличек и маскарадов неприятельской шайки.

– Так чем ты им досадил?

– Да чем?! Я у них товар взял, а потом… потом сам не знаю, что с тем товаром сделалось!.. Ведь ваша милость меня облагодетельствовала – ножом пырнуть изволила! – он, скорчив благодарственную рожу, издевательски мне поклонился.

Поскольку Яшка был слишком возбужден, чтобы действовать разумно, я его приводить в чувство не стал.

– То есть, товар хранился в складе Голубя? – сообразил я. – Но он же не твоему родителю принадлежит, я узнавал.

“Так родитель-то мой богоданный сперва часть склада нанимал, а потом, на другой день после того, как меня домой притащили насмерть раненного, уговор кончился. Он еще с хозяином голубиного амбара, с Сытниковым, в пух и прах разругался и наши мешки велел вывезти. А те мешки – черт их знает, куда они подевались!

– Какие мешки?

– А я почем знаю? Велели мне четыре мешка спрятать среди наших. Мой-то батюшка чужого не возьмет, коли посчитал те мешки чужими, то и оставил. А вдруг приказчики их прихватили?

“Да что в мешках-то?!

– Да почем я знаю?! Сказано только – головой за них отвечу!

– Ну и дурак же ты, даром что купецкого рода, – сказал я. – Ведь непременно с мелочи началось, с рубля проспоренного, с беспутной девки! А вышло? Коготок увяз – всей пташке пропадать!

Теперь я понял, почему Мартын Кучин искал Яшку с такими предосторожностями. В мешках, видать, хранилось нечто опасное.

– Сиди тут, – велел я. – Если на Большой Замковой их нет – махну тебе. И побежим в надежное место.

Я взял нож так, чтобы лезвие, прижатое к предплечью, казалось незаметным, и вышел через ту самую дверь, из которой мой безумный дядюшка вывалился на не менее сумасшедшего племянника. По улице, как и положено в это время дня, ходила почтенная публика, здесь располагалось много дорогих лавок, и война не мешала бюргерам тратить деньги, а купцам – обогащаться. Вряд ли паны Жилинские, сколько бы их там ни было, вместе с панами Потоцкими осмелились напасть на нас при всем честном народе. Я вернулся и махнул Яшке, что можно выходить.

На примете у меня имелось два подходящих места: «Мюссе» и погребок доброго Ганса. В «Мюссе» спрятаться легче – но ведь и преследователи наши знали там, поди, многие закоулки. Погребок был более надежен тем, что я мог рассчитывать на помощь хозяина, но поди знай, вдруг неприятель проведал, что большой погреб имеет выход на улицу Зюндерштрассе?

Я ломал себе голову недолго, одно обстоятельство перевесило, и я выбрал погребок.

– Прибавь шагу! – велел я Яшке. – У тебя есть место, где бы ты мог спрятаться и от родителя, и от панов?

– Да, в предместье! Кабы ваша милость меня в город не погнала!..

– Вот как раз в предместье тебе выходить опасно. Тут, на людных улицах, для тебя угрозы нет, а там… сам понимаешь…

И мы поспешили к погребку, поминутно оборачиваясь и держась поближе к самым нарядным бюргерским фрау с их дочками, чьи серьги и браслеты свидетельствовали о великолепном приданом.

Если паны и шли за нами, то мы их не заметили.

В погребок мы вошли через парадный вход на Швим-штрассе. Я дал денег парнишке, который смотрел за коновязью в закутке, чтобы он, коли будут про нас расспрашивать, отрицал наше появление в погребке, и повел Яшку вниз.

Времени было очень мало, если шайка не упустила нашего следа, она должна явиться весьма скоро. Я вытащил из-за мешков узел, развязал, и первыми из него вывалились черные женские туфли нечеловеческого размера.

– Переодевайся, – велел я Яшке, вручая эти туфли и юбку, и коричневую шаль, отороченную кокетливой ленточкой.

– Нельзя мне! В женское одеваться – грех!

– Врагам Отечества служить – тоже грех! Живо, живо!

– Так у меня ж борода!

– Какие мелочи!

Я стал копаться в тряпье, которое уже успело провонять – оказывается, я сунул его за рогожные кули с вяленой рыбой. Чепчика не нашлось, зато обнаружилась вышитая мужская рубаха с рукавами по локоть, я кинул ее Яшке. Затем я растянул в руках тонкое белое покрывало и сложил его треугольником. Я видел, как повязывают себе головы дворовые девки, когда предстоит пыльная работа в комнатах. Примерно так же я обвязал Яшкину голову, получилось несколько похоже на чепец, а бороду он мог прикрыть шалью.

Перерядив его таким диковинным образом, я выпихнул Яшку в залу погребка и усадил в углу, как если бы он был жрицей любви, тоскующей в ожидании искателя приключений. Сам я выбрался наружу из маленькой дверцы, ведущей на Зюндерштрассе и, прогулявшись взад-вперед, заметил-таки Мартына Кучина.

Надо полагать, наш погребок окружили и готовились как-то штурмовать.

Тут-то я и понял свою ошибку. Ни в коем случае нельзя было извлекать Яшку из подклети. Сидел он там в полнейшей безопасности, хоть и на хлебе с водой. В конце концов его мог бы торжественно освободить господин Розен, которому уже пора было объявиться в Риге.

С другой стороны, я не мог знать, насколько велика опасность, угрожавшая бедному Яшке. И не узнал бы, если бы не устроил ему побег.

Сейчас его положение было даже более тяжким, чем мое. Если мусью Лелуару придется выбирать, кого из нас двоих порешить, он выберет Яшку, потому что тот слишком много знает про шайку лазутчиков. Потому и Мартын Кучин (который на самом деле вовсе не Мартын) пытался пробраться к нему и готов был платить всякому, кто поможет это сделать.

Я сознавал, что должен любой ценой спасти этого предателя и доставить его к Розену. (Тут воображению моему предстали красный селерифер, на котором так удачно вывезли Эмилию, и Яшка на нем; двухколесный урод лихо несся по Большой Замковой к Цитадели, сбивая и повергая в прах Лелуара, обоих Жилинских, Мартына Кучина и еще каких-то неприятных людишек.) Но что я мог сделать? Если бы хоть удалось угадать планы противников наших…