Далия Трускиновская - Рижский редут

– Он сильно рисковал, – отвечал я. – Каждая минута была на счету. А Эмилия, если бы ее поймали в доме с каким-то непонятным французом, имела бы превеликие неприятности. Ведь она могла провести его во двор только через дом. А дом Штейнфельда полон женщин и девиц, там вместе со служанками их чуть ли не десяток.

Я преувеличил, но сейчас это не имело значения, хватило бы и одной старухи Доротеи, чтобы поднять крик на весь квартал.

Некоторое время мы пререкались о действиях воображаемого мусью Луи, который должен был и Эмилию обольстить, и взбежать ко мне в комнату, и зажечь свечу, и дождаться там Анхен – а меж тем он не знал, где нахожусь я и когда изволю пожаловать в свое жилище, чтобы измазать руки в крови. Расстояния в Риге невелики, и кабы мы умели определять доли секунды, то они бы нам сейчас весьма пригодились. Но даже чудаки англичане не изобрели еще такого хронометра, и любитель странных приборов Сурок стал вдруг соображать, как бы этот хронометр мог выглядеть, за что и был нами осмеян. Особенно старался Артамон.

– Даже у моего брегета стрелки долю секунды показать не могут, – с гордостью объявил он, сам же брегет не показал, объяснив, что еще не достал его из своего багажа.

– Мне вот что на ум пришло, – объявил, обидевшись, мой любезный племянник. – Правду об этом деле знает только Эмилия. Она из страха никому ничего не расскажет – кроме любовника своего, который сумеет ее осторожно расспросить. Один из нас должен сделаться ее любовником!

При этом Сурок как-то подозрительно взглянул на меня.

– Побойся Бога! – воскликнул я. – Мне лишь этого сейчас недоставало! Чудом спасшись от полиции…

– И я не могу, отродясь не был дамским угодником, и с поручением таковым я не справлюсь, – как-то чересчур бойко добавил племянник, и от бойкости этой так и несло враньем. – Но среди нас есть человек, который привык шагать по телам рухнувших пред ним женщин. Я полагаю, и трех дней не пройдет, как он…

– Сурок, ты спятил! Ты видел ее? – напустился Артамон на Суркова. – Да ей по меньшей мере тридцать лет! И она страшна, как смертный грех!

– Артамошка, не вопи. Вот перед тобой Морозка, которого обвиняют в двух убийствах формально, а в третьем он сам себя обвинил, поскольку судьба того господина на чердаке нам пока неясна. Неужто ты не способен на подвиг во имя дружбы? – патетически провозгласил Сурок. – Тем более что ты Эмилии уже полюбился. Она, отдавшись тебе, первым делом похвастается своими победами – так и начнется разговор о нашем мусью Луи! Конечно же она скажет, что держалась стойко, как осажденная крепость, но тебе ведь не подробности грехопадения требуются, а сведения о треклятом французе…

– …который, возможно, все же окажется француженкой. И откуда это у тебя такое знание дамских повадок? – сердито спросил Сурка мой милый дядюшка.

Тот пожал плечами, из чего я сделал вывод, что и он зря времени не терял и в те годы, что мы не встречались, нажил немалый опыт. Хотя Сурок действительно не выглядел дамским угодником, вид он имел самый простецкий: курносый нос, забавно прищуренные глаза, и ростом тоже не вышел. Но Сурок наш всегда был наблюдателен и бесстрашен. Возможно, он знал нечто такое, что красавчику Артамону и в ум не всходило.

– Послушай, Морозка, расскажи-ка ты еще про эту Луизу, или Луи, черт его знает, кто он на самом деле! – попросил Артамон, не дождавшись ответа от Сурка.

– Я же рассказывал – тогда, на лодке.

– Тогда было впопыхах. А сейчас давай все, чин по чину, аккуратно.

– Чтобы ты шел совращать Эмилию во всеоружии, – вставил Сурок.

– Шел бы ты сам…

Дядюшка мой старался держаться гордо и даже презрительно, однако я видел, что он испуган. Я, никогда особой смелостью не отличаясь, авансы Эмилии принимал с раздражением, но без страха. А дядюшка что-то уж слишком забеспокоился.

– Артошка, пожалуй, прав, – пришел я на помощь дядюшке. – Тогда я и впрямь был слишком взволнован. Да и вам было не до разумных вопросов…

Я начал с того, как отворилась дверь и вошла мнимая Луиза в длинном гаррике. Тут же посыпались вопросы: как она держалась, не показался ли ее голос мне странным, нужен ли ей был гаррик, чтобы скрыть стан с округлостями? Я исправно отвечал, отметил грубоватый для женщины голос и совершенно не дамскую прямоту и уверенность речи; и далее, рассказывая о своих визитах к Натали, сам поразился тому, как мнимая Луиза старалась держаться в отдалении и от горящих свечек, и от меня, и не принимать участия в беседе.

– Он боялся, что ты его раскусишь! – победно воскликнул Сурок.

Племянничку непременно хотелось видеть в Луизе мужчину, и до меня лишь потом дошло, в чем тут загвоздка. Фальшивая Луиза была выше его на целый вершок, а он придавал таким вещам чересчур много значения и бессознательно не желал допускать, чтобы это плечистое существо, обогнавшее его в росте, оказалось женщиной. Я же смотрел на загадку сверху вниз и такими рассуждениями себя не обременял.

– Но позвольте, господа! Мусью Луи выполняет обязанности камеристки и живет в одном помещении с Натали! Как же Натали не догадалась?! – возопил Артамон.

Сурок хлопнул себя по лбу.

Тут действительно была неувязка – или же какая-то огромная, невероятная, прямо-таки вселенская ложь.

Я не ревнив, однако тут ревность огненной иглой пронзала мне сердце. Ведь Натали, приехав в Ригу ко мне – к мужчине, которого она якобы любила, – не позволяла мне вольностей, кроме совершенно невинных поцелуев в губы, давая мне понять, что Филимонов отбил у нее всякую охоту к материалистическим проявлениям любви. Что, если интрига сложнее, чем кажется на первый взгляд, секрет мусью Луи моей бывшей невесте прекрасно известен, а к побегу их вынудило то, что Филимонов раскрыл тайну их романа и собирался жестоко покарать совратителя? Не в Москве же им было прятаться – в Москве у нас у всех полно родни и Натали может быть узнана даже не тетушками или кузинами, а любой старой бабкой или дедом из дворни, живущими на покое и богомольно обходящими все окрестные церкви в самых глухих переулках и тупичках. В Риге же их доподлинно искать не станут, более того – простофиля Морозов поможет им скрыться, а далее… О! Далее мусью Луи, как истинный француз, убежденный в непобедимости своего императора, попросту дождется того, чтобы Макдональд захватил Ригу или хотя бы такой город в Лифляндии, куда ему с возлюбленной нетрудно будет перебраться! И тут уж парочка окажется в полной недосягаемости для рогатого супруга… с моей помощью, разумеется!..

Очевидно, все мои мысли и чувства тут же отразились на лице моем, потому что Артамон и Сурок сразу стали меня теребить, требуя объяснений.

Я, от возмущения ругаясь самым непотребным образом, изложил им ход своих мыслей.