Галина Долгая - Шепот Черных песков

На сердце Дамкума отлегло. Он повеселел.

– Я и сейчас пою, если пустишь на ночлег, услышишь.

– Проходи, дорогой гость, проходи, мой дом уже не так хорош, как раньше, но для такого человека, как ты, угол найдется, – расшаркался старик, не скрывая радости. Давно в его доме не бывало постояльцев!

Разгрузив и привязав осла в старом стойле, в котором теперь валялось несколько пустых кувшинов для масла, Дамкум вошел в дом.

Разговорившись с Рабуи за скромным обедом, певец услышал, что с тех пор, как он ушел из города Белого Верблюда, здесь приключилось немало горя. В одну из ночей, когда праздновали День плодородия, восхваляя богиню Иштар, в Священном городе вместе с царем сгорела любимица племени, воспитанница провидицы Цураам – жрица Камиум. Саму Цураам наутро нашли в ее комнате мертвой. Она сидела, неловко прислонившись спиной к стене, держа в руке бусы, сделанные ее младшим сыном, и… улыбалась. Самого Эрума нигде не нашли. Вождь Ахум связал смерть матери с его исчезновением. Как появился он в племени нечаянно, так и пропал странным образом. До сих пор никто не знает, куда он делся.

После того как Шарр-Ам отправился в Страну Без Возврата – с великими почестями и богатыми дарами! – его сын, ставший царем, установил новые порядки для всех племен, не исключая и племя Белого Верблюда. Вся торговля теперь шла только в стенах города-храма. К ним уже никто из купцов не заглядывает, караваны проходят мимо, направляясь сразу в Священный город. И жители города Белого Верблюда возят свои товары туда же. Ушла провидица в Страну Без Возврата и потерял их город свое былое величие. Даже праздники отмечают не так торжественно, как в былые годы, когда к богам обращался старый вождь Персаух, прося благоденствия своему народу.

– А что Ахум? Он был хорошим вождем, – поинтересовался Дамкум.

Рабуи задумчиво, как все старые люди, ответил кратко и непонятно:

– Живет еще.

Нетерпение, с которым Дамкум торопился в дом вождя, улетучилось, как облако пыли, поднятое озорным ветром. Улегшись спать под дырявым навесом рядом со своим ослом, певец крепко задумался. С одной стороны, он дал обещание Эруму и Камиум навестить Цураам, рассказать ей одной, что они живы и здоровы, что дом у них теперь каменный, как у всех богатых жителей Хараппы – далекой страны, о которой в Маргуше рассказывали сказки. С другой стороны – кому теперь рассказывать? Ахуму, брату Эрума? Со слов Рамуи Дамкум понял, что не тот теперь человек Ахум. Что озлоблен он, и неизвестно, как примет посланника брата, сбежавшего из племени, не попрощавшись, не поблагодарив. Наверняка в тайниках своего сердца прячет Ахум обиду на брата, может быть, даже обвиняет его в смерти матери!

– Цураам… – всматриваясь в мерцание заглянувшей в дыру навеса звезды, с грустью произнес Дамкум.

Он полюбил провидицу, как мать, и вспоминал ее теплые ладони, от прикосновения которых вся хворь в его теле мгновенно исчезала. Ее затуманенные длинной жизнью глаза светились, когда она улыбалась, слушая его песни…

– Цураам, – Дамкум сел, ощутив томление в сердце, когда ему стало ясно, что делать дальше. – Я пойду к Цураам! Я расскажу ей все, что знаю о ее детях, и отнесу ей дар сына. Она услышит и увидит, она же провидица!

Возбужденный певец всю ночь не сомкнул глаз и, едва забрезжил рассвет, разбудил хозяина дома. Расспросив его, где покоится провидица, посланец ее сына поспешил к усыпальнице.

Город шумно просыпался. Легкий утренний свет наполнял улицы, заползал в дома. Голодная скотина призывала хозяев. Женщины гремели посудой, разжигали очаги. Дамкум торопился побыстрее улизнуть с улиц, чтобы не попадаться на глаза людям – вдруг признают, расспросов не оберешься! И все же те, кто видел его в это утро, оборачивались – в небольшом городе все друг друга знали, гостю не так легко остаться незамеченным среди людей племени. Но утро – пора начала дневных дел, для разговоров и сплетен есть вечер. Дамкум, стараясь держаться самых узких и тихих улочек, без расспросов добрался до южной стены города, прошел вдоль нее на запад, как сказал Рабуи, и еще издали увидел пустынное место, о предназначении которого нетрудно было догадаться по низким, едва выше колен, крышам и немногочисленным холмикам чуть в стороне от них.

Могилу Персауха и Цураам Дамкум определил сразу – она была самой большой и старой.

Крыша последнего дома вождя и провидицы заросла травой. Наверное, весной она алеет маками, а сейчас сквозь сухие стебельки настойчиво просачивались лучи восходящего светила. Дамкум замер, сравнив золотящийся покров крыши с серебряным пухом волос Цураам, как он помнил ее. Крыша могилы прогнулась в середине, но края ее были ровными: оплывшую глину убирали. Да и кострище перед ведущими внутрь ступенями говорило о том, что не забывают в племени ни Персауха, ни его жену.

Дамкум сел напротив усыпальницы на колени. Посидел молча, достал свой бубен и легонько стукнул в его натянутый круг ногтями. Прислушался, склонив голову. Бубен живо отозвался.

– Вот, Цураам, я пришел рассказать тебе о сыне, как обещал… и о Камиум… и об их дочке, которую они назвали красивым именем Нумурушти Шами – Освещенное Небо! – бубен звякнул в руке, а Дамкум продолжил, медленно подбирая слова, которые не укладывались в ритм, но дополняли звучание бубна:

– Девочка эта, на самом деле, светлая, как небо над Маргушем! И такая озорная! Бегает уже… а какая красавица… – бубен издал несколько звуков, объединившихся в музыкальную строку, – Ты спросишь меня, откуда я все знаю? А я отвечу: я живу с Кудим… с Эрумом и Камиум, помогаю им… Догнав караван, с которым ушел я, видела бы ты, Цураам, как они обрадовались, увидев меня! И я тоже обрадовался. Так вместе мы и пришли в Хараппу. А там, – Дамкум поочередно прикоснулся чуткими пальцами к вибрирующей в такт его прикосновений коже бубна. Полилась красивая мелодия, поняв которую можно было представить себе удивительный каменный город, с узкими улочками и высокими домами, людей, похожих на жителей Маргуша, но с более темной кожей и иссиня-черными густыми волосами, одетых в белые одежды, украшенные яркими безделицами, – твой сын Эрум благодаря своему мастерству быстро прославился, как искусный ювелир, и полились богатства Хараппы в его дом. Да, дом у Эрума большой! Мы все помещаемся!

Дамкум рассказывал самозабвенно. Ему казалось, что Цураам и ее великий муж, которого певец никогда не видел воочию, но в это мгновение представлял себе отчетливо, поднялись со своих постелей и сели рядышком, слушая гостя. Дамкум рассказал, какой мудрой, несмотря на свои юные годы, оказалась Камиум. Как она сумела отвадить от себя охотников до ее прелестного тела и остаться с мужем, как сам Великий жрец Хараппы стал их покровителем, какие красивые вещи делает Эрум, вдохновляясь любовью своей ненаглядной жены.