Виталий Гладкий - Вечный хранитель

— Это самый хитрый и двуличный человек в России! — горячо подхватил маркиз.

«Похоже, Остерман немало залил ему сала за шкуру», — с иронией подумал граф.

— Вся его жизнь есть ничто иное, как постоянная комедия. Никто лучше Остермана не знает обо всем происходящем в Петербурге, а караульные, приставленные для безопасности к домам знати и иностранцев, служат его шпионами. Родом он из Bестфалии. Сначала Остерман был писцом на торговом корабле, торговавшим с Ригой. Там он был помолвлен с одной мещанкой, которая жива до сих пор. Потом Остерман прибыл в Петербург для уплаты некоторых счетов и спустя какое-то время получил место в присутственных местах. Царь Петр I, который обладал недюжинным талантом распознавать качества людей, постепенно возвысил его, и теперь граф Остерман — первый кабинет-министр. Это человек чрезвычайно вежливый и вкрадчивый, говорит на многих языках.

— Судя по вашему описанию, у такого кабинет-министра и подчиненные должны быть соответствующие…

— О, да! Чего стоит один Бреверн, секретарь кабинета. Эта бестия даже хитрее своего патрона. Но самый толковый и опасный член кабинета министров — это действительный тайный советник Бестужев…

При этом имени Сен-Жермен невольно поежился. Он хорошо знал графа Бестужева. Лично они никогда не встречались, но в 1731 году, когда Бестужев был резидентом в Гамбурге, он тайно поехал в Киль, осмотрел архивы герцога Голштинского и вывез в Петербург много интересных бумаг, между которыми была духовная императрицы Екатерины I, за которой по заданию Великой Ложи охотился Сен-Жермен.

Но самым скверным было то, что Бестужеву откуда-то стало известно, кто еще, кроме него, хотел завладеть этими документами. Поэтому Сен-Жермен совершенно не сомневался, что этот проницательный русский сделал из этой авантюрной истории соответствующие выводы.

— Благодаря расположению к нему Бирона, — между тем продолжал де Шетарди, — Бестужев в 1734 году был аккредитован посланником при нижнесаксонском дворе. А в марте этого года ему было велено явиться в Петербург для присутствия в кабинете. Что касается князя Черкасского, второго члена кабинета, то он обычно не вмешивается в другие дела, кроме внутренних; влияние его незначительно.

— Дорогой маркиз, вы уж простите мою, возможно, нескромную любознательность, но я хочу побольше узнать о нынешней России. Мне уже приходилось бывать здесь, в царствие Екатерины I. Но с тех пор многое изменилось.

— Да, да, я понимаю… — Де Шетарди благожелательно осклабился.

А сам в этот момент подумал: «Вам, милый граф, палец в рот не клади. Наслышаны мы, наслышаны о ваших приключениях… Интересно, с какой очередной авантюрой вы приехали в Россию? А что это так, могу поклясться. Впрочем, меня его проблемы не касаются. Граф человек надежный, ему можно доверять…»

— Что ж, извольте. Для меня это не составит труда. Первые чины двора: князь Куракин (занимает должность обершталмейстера) и граф Левенвольде (обер-гофмаршал). Первый любит сытный стол, второй — музыку; вот и все, что о них можно сказать. Фельдмаршал Трубецкой — старая баба. Фельдмаршал Mиних, без сомнения, — лучший офицер, которого имеет Анна Иоанновна. При большой храбрости и опытности он хорошо знает научную сторону своего ремесла. Он президент Военной коллегии, и ему обязаны основанием школа кадетов, которая под его начальством снабжает ежегодно армию превосходными людьми; он же и начальник Инженерного корпуса. Ладожский канал, кстати, вырыт по его проекту. Конечно, Миниха можно упрекнуть в пристрастии к военной славе и в пренебрежении к жизни солдата, но последний недостаток кажется извинительным в стране, где государь больше любит считать количество своих провинций, нежели число своих подданных. Миних — враг Остермана и Ласси. Фельдмаршал Ласси менее обширного ума, но чрезвычайной храбрости и хладнокровия, которое дает ему возможность при случае пользоваться всеми знаниями, какие у него есть. Он ничего не делает на авось, всеми мерами заботится о сохранении своей репутации, бережет войска, которые его обожают, и только и мечтает, чтобы после власти провести остаток своих дней среди семейства. Императрица его очень любит — это человек скромный, ни под каким видом не вмешивающийся в дела правительства. Генерал Левашов, следующий за фельдмаршалом Ласси, по своему происхождению (он русский) лишен возможности командовать армией. Другие генерал-лейтенанты, которые более прочих известны в России, — это Кейт, Стофельн, Дуглас и Румянцев.

— Левашова я хорошо помню по персидской войне… — задумчиво сказал Сен-Жермен. — Это в высшей степени толковый и храбрый офицер.

— Да, это так. Но повторюсь: главная его проблема заключается в том, что он русский. Далее — генерал Бисмарк. Он родом из Пруссии, был полковником на службе прусского короля, убил там своего слугу, и король не захотел его простить. Тогда он бежал в Россию, получил здесь чин генерал-майора и женился на сестре герцогини курляндской. Он принимал участие в последней войне с Польшей и получил генерал-лейтенанта. Это человек жестокий и подверженный пьянству. Генерал-лейтенант Геннинг. Офицер опытный, член Военной коллегии. Генерал Гордон. Был очень хорошим моряком, но болезненное состояние не позволяет ему принимать теперь деятельное участие в службе. Адмирал Головин. Президент Адмиралтейской коллегии, человек умный и знакомый с теорией своего ремесла, но у него мало практики. Он страстно любит англичан и ничего не делает без их совета. Хорошим офицером считается вице-адмирал Бредаль. Вице-адмирал Обриен был капитаном корабля в Англии. Князь Кантемир выпросил его прошедшей зимой у английского двора. Это человек опытный в морских делах и отменный служака. Его прочат на место адмирала Гордона…

Пока граф Сен-Жермен обедал у маркиза де Шетарди, Фанфан обживался на новом месте. По приезде в Петербург граф поселился на Троицкой площади в новом каменном герберге [47] Герберг (Herberge, нем.) — постоялый двор, в основном для приезжих иностранцев; указом царицы Елизаветы Петровны (1745) герберги (или трактирные дома) были узаконены. В Петербурге было открыто всего 25 гербергов. , построенном год назад немцем Петером Милле. Это было первое заведение подобного рода в столице Российской империи, и жить в нем считалось престижно. На Троицкой площади стояли еще несколько гостиниц, но они были более низкой категории.

Напротив герберга находился трактирный дом с комнатами для иностранцев под названием «Австерия четырех фрегатов», построенный князем Меншиковым в 1716 году. Жилые помещения были пристроены к «Австерии» позже, а когда именно, точно не помнил никто. Трактирный дом изрядно обветшал, и теперь в нем проживали в основном иноземные матросы, шкиперы и небогатые купцы, благо от «Австерии» до пристани было рукой подать. В «Австерию» определили и Фанфана.