Виталий Гладкий - Вечный хранитель

Фанфана определили в небольшую угловую комнатку на первом этаже, похожую на монашескую келью и размерами, и аскетическим убранством. Собственно говоря, весь первый этаж был жилым, в отличие от второго, предназначенного для приема гостей и увеселений. На втором этаже находился лишь кабинет, а также личные покои Сен-Жермена.

В стенах арендованного дома Фанфану мгновенно стало скучно. То ли дело в «Австерии»… Мальчик уже на второй день затосковал по утерянной свободе и волком смотрел на новых слуг графа, как на личных врагов, — теперь они исполняли те поручения, которые раньше Сен-Жермен доверял Фанфану.

А слуг и впрямь сильно прибавилось. И все были молодцы как на подбор — рослые, мускулистые. Подросток, немало повидавший на своем не очень длинном веку, мог побиться об заклад, что новые слуги графа — это солдаты-наемники, собранные со всей Европы. Они отлично владели оружием и каждый день упражнялись в фехтовании, уединившись за высоким забором сада.

И все же в этих наемниках было нечто такое, что не характерно для солдат удачи. Практически все они разумели грамоте, многие из них неплохо владели русским языком, а грубые солдатские манеры, к которым Фанфан привык в свою бытность в Бурбонском полку, им вообще не были присущи. Скорее, новые слуги графа напоминали обедневших дворян, нанявшихся на действительную службу к своему сюзерену.

Конечно, Фанфан мог попытаться расспросить их, кто они и откуда, и даже имел на это право как доверенное лицо милорда, но, пробыв почти три месяца в услужении у Сен-Жермена, он быстро смекнул, что граф больше всего ценит в слугах исполнительность и привычку поменьше болтать. Поэтому временно бездельничавший Фанфан переключил свое внимание на сторожа-дворника княжеского дома. Его оставили присматривать за имуществом и вооружили флотским мушкетоном с кремневым замком, чем Онфим (так звали сторожа, который с малых лет был слугой Долгоруковых) очень гордился.

— Да-а, хаживали мы с Петром Лексеичем, инператором нашим, хаживали… — Онфим, раскрасневшийся от выпитого вина, которое Фанфан для такого случая и по старой привычке стянул с винного погреба графа, приосанился. — Помню, под Выборгом…

Фанфан жадно внимал байкам старого петровского солдата. Он уже научился отличать вымысел от правды, поэтому его нимало не смущал тот факт, что Онфима иногда заносило и он сплетал целые истории, не имеющие мало общего с реальными событиями. Мальчик выбирал из них разнообразные факты из жизни простого русского народа, как петух из навозной кучи съедобные зернышки.

До знакомства с Онфимом ему в основном приходилось общаться с разной кабацкой пьянью или с агентами графа, которые не отличались словоохотливостью, и Руссия была для него до сих пор сплошной загадкой. Поэтому старый солдат оказался для Фанфана кладезем премудрости и энциклопедией по быту и нравам московитов.

— …А Ляксандр Данилыч наш, светлейший князь Меншиков, как рубанет его шпагой — и пришел тому швенскому полковнику полный карачун! Самого Шлиппенбаха в плен взяли!

Переполненный ностальгическими чувствами, Онфим плеснул себе в кружку вина, выпил до дна и загрыз луковицей.

— Зря Ляксандра Данилыча осудили на ссылку, ох зря, — продолжил он уже тише, словно опасаясь, что кто-то подслушает. — Энто был человечище… Правая рука Петра Лексеича. Ан, нет, кому-то из энтих… — Онфим ткнул пальцем в закопченный потолок своего жилища, — не потрафил. А таперича што?

Он умолк, собираясь с мыслями. На его раскрасневшемся лице появилась целая гамма разнообразных чувств — от гнева до растерянности и легкой грусти.

— Говорят, в доме есть привидение… — воспользовавшись паузой, Фанфан ловко ввернул свое.

О привидении он впервые услышал от Густава, а тому сказал сам граф. Возможно, Сен-Жермен таким образом перестраховался, чтобы не потерять ценного слугу, — несмотря на богатырскую стать и храбрость, проявленную в разных переделках, Густав был очень суеверен. Он запросто мог до полусмерти испугаться летучей мыши в сумерках; а что случится, если вдруг и впрямь появится привидение, можно было только гадать. Не исключено, что у Густава может разорваться сердце от ужаса.

Конечно, Фанфан опасался привидений, как и любой христианин. Но не более того. Что может сделать человеку дурного бесплотный дух? Разве что напугать. Фанфан вообще мало верил в разную чертовщину. Многие обитатели парижского «дна», похожего на ад, где мальчику довелось обретаться некоторое время, были страшнее и кровожаднее самого дьявола. Поэтому Фанфан относился к россказням на мистические темы философски. И тем не менее, рассказ напуганного Густава вызвал в нем очередной приступ мальчишеского любопытства.

— Скажу тебе честно, барин — да, есть. Сам видел. Вот те крест! — старик перекрестился.

Онфим называл Фанфана барином из-за его чистой и добротной одежды иностранного покроя. Особенно Онфима смущали латунные пуговицы на сюртуке мальчика, который напоминал ему воинский мундир. А ко всему военному отставной служака относился с пиететом.

— Неужто и впрямь князь превратился в призрака? — невольно содрогнувшись, спросил Фанфан.

— Насчет убиенного князя Сергея Григорьевича — царствие ему небесное! — все враки. Душа его несчастная упокоилась в бозе. Энто точно. А я скажу… но токи молчок! никому!.. што видел не мужчину, а девицу. Как-то ночью вышел в сад… ну там нужду справить, свежим воздухом подышать… а как раз было полнолуние. Луна вот такая… — Онфим широко раскинул руки. — Как медный солдатский котел, начищенный до блеска. Присел я на скамью, трубку закурил, сижу, мечтаю… так, глупости разные… И тут у меня вдруг мороз по коже! Русалка! А может, што другое, но точно не от мира сего. Вся в белом, прозрачная и светится. Я так и обмер. Ни рукой двинуть не могу, ни слова молвить. А она проплыла по соседней дорожке, едва касаясь ногами земли, и возле грота растаяла. Две ночи потом не спал, дверь сторожки на все засовы закрыл, свечу перед иконой поставил. Обошлось… — Онфим перекрестился. — Бог спас.

— Давно это было? — спросил Фанфан.

— Весной, в конце мая.

— И больше это привидение вы не видели?

— Упаси Бог! — Онфим в который раз перекрестился, хотя особой набожности Фанфан за ним не замечал. — Я ить портки тады едва не намочил.

— Наверное, его здесь больше нет, — чтобы успокоить разыгравшееся воображение, не очень уверенно сказал Фанфан. — Что ему тут делать? Почти все комнаты теперь стали жилыми, а привидения, как мне сказывали, озоруют в пустых домах.

— Здесь оно, точно тебе говорю, барин! — с горячностью ответил Онфим. — Как луна полная выползет на небо, так и жди гостью. Я энто нутром чую. В такие ночи я наглухо закрываю ставни, и пусть воры или разбойники хоть все из дома вынесут, но во двор я не выйду.