Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)

Фуляр читал; Тюилье с потемневшим от ярости лицом наблюдал за мэром.

– Что это такое? – не выдержал он наконец.

– Бог мой! – в тот же миг воскликнул мэр.

– Приказ о вашем аресте, разумеется, – ответил Андре-Луи.

– О моем аресте? Арестовать меня? Меня?! – Председатель отшатнулся. Его смуглое лицо внезапно сделалось бледным.

– Надеюсь, вы понимаете, что это совершенно необходимо, гражданин мэр? – произнес Андре-Луи.

Мэр задумчиво облизнул губы. Его красноватые глазки сузились. Он взял перо. Андре-Луи показалось, что на лице мэра мелькнула улыбка, когда он склонился над столом, чтобы подписать бумагу. Нетрудно было вообразить, как человек, подобный Тюилье, злоупотреблял положением председателя Революционного комитета, как задирал и унижал мэра. И теперь Фуляр одним росчерком пера сводил все старые счеты.

Тут онемевший Тюилье пришел в себя:

– Вы сошли с ума? Не подписывайте, Фуляр! Не смейте подписывать! Клянусь Богом, вы заплатите за это головой!

– Ха! Запишите эту угрозу, Буассанкур. Она дополнит мой отчет. И позвольте напомнить вам, гражданин Тюилье, что в данный момент под вопросом сохранность вашей собственной головы. Так что приберегите все, что вам есть сказать, для суда и ведите себя достойно. – Андре-Луи взял бумагу и обратился к потрясенному офицеру: – Вот вам наш приказ, гражданин комендант. Поместите гражданина Тюилье в местную тюрьму и держите его там до моих дальнейших распоряжений. Приставьте к нему надежную охрану и следите, чтобы он не мог ни с кем связаться без моего ведома. Он не должен отправлять и получать письма, не должен ни с кем видеться. Вы за это отвечаете. Предупреждаю вас: эта ответственность очень тяжела.

– Ей-богу, вы правы! – вскричал побагровевший Тюилье. – Кое-кто из вас ответит за это! И ответит головой.

– Уведите его, – приказал Андре-Луи.

Комендант отдал честь и, взяв приказ, повернулся к Тюилье.

– Пойдемте, гражданин председатель.

Тюилье не сдвинулся с места. На его скулах играли желваки, губы беззвучно шевелились. Потом он потряс кулаком в сторону Андре-Луи.

– Подожди, наглый выскочка! Ты еще увидишь, что с тобой будет!

Андре-Луи посмотрел на него с презрением.

– Сначала я увижу, что будет с вами, изменник. Впрочем, я и так могу предсказать это с полной определенностью.

И он небрежно махнул рукой в сторону двери.

Когда протестующие и угрожающие крики Тюилье наконец стихли за дверью, Андре-Луи обратился к Фуляру:

– Что вы об этом думаете, гражданин мэр?

Упитанный коротышка с серьезным видом покачал головой и вынес свой печальный приговор:

– Мне это не нравится. Скажу вам откровенно, гражданин агент, мне это не нравится.

– Что именно вам не нравится? Выражайтесь яснее, друг мой.

Мэр подпрыгнул на стуле.

– Мне не нравится поведение Тюилье. Оно неискренне. Патриот не станет так себя вести.

– Ха! Стало быть, вы тоже это понимаете. Что ж, теперь я уверен, что могу положиться на ваше здравомыслие. Хотя если в Блеранкуре чего и недостает, то уж никак не здравомыслия. Скорее недостает верности, рвения, патриотизма. У вас возник заговор, а председатель Революционного комитета покрывает заговорщиков.

– Вы так считаете? Вы в это верите?

– А вы? – прогудел Буассанкур.

– Я не знаю, что думать и чему верить.

Андре-Луи одарил его неприятной улыбкой.

– Придется нам что-нибудь отыскать для вас. Надо порыться в бумагах этого мошенника. Пойдемте, гражданин. Вы покажете мне дорогу к дому Тюилье. Вы с нами, Буассанкур.

Дом Тюилье располагался на окраине городка, в глубине густого, запущенного сада, который выглядел совершенно безжизненным в своей декабрьской наготе. Это была ветхая постройка, принадлежавшая вдове Грассе и ее незамужней сестре средних лет. Тюилье занимал две комнаты на первом этаже. Беглый осмотр спальни убедил Андре-Луи, что ею можно не заниматься. Он прошел в гостиную, где председатель, очевидно, держал бумаги, связанные с его служебной деятельностью. Моро с любопытством оглядел книжные полки. «Общественный договор», [292]несколько томов «Века Людовика XIV» [293]Вольтера, одна или две работы по философии, переводы Овидия, экземпляр «Романа о Розе» [294]и многое другое, составлявшее вместе любопытную подборку.

На письменном столе, стоявшем у окна, лежали какие-то бумаги. Андре-Луи бегло их просмотрел: ничего важного они не содержали. Он открыл два выдвижных ящика, но и там не обнаружил чего-либо интересного.

Затем Андре-Луи и неотступно следовавшие за ним мэр с Буассанкуром перешли к бюро красного дерева, стоявшему в стенной нише. Оказалось, что бюро заперто на ключ.

Взломав замок, Андре-Луи сел и принялся просматривать бумаги, жестом пригласив мэра присоединиться к нему. Тот придвинул стул и устроился подле гражданина агента. Буассанкур, стоявший с другой стороны, помогал разбирать содержимое бюро, следуя указаниям молодого человека.

Дневной свет давно угас, и они в течение трех часов работали при свечах в холодной, неприбранной комнате. Результатом их энергичных поисков стала тонкая пачка документов, которую Буассанкур перевязал тесемкой. Наконец бюро закрыли, и мэр по распоряжению Андре-Луи его опечатал. Они также опечатали обе комнаты Тюилье, сообщив перепуганной вдове Грассе, что в них нельзя входить до тех пор, пока не поступит официальное разрешение Комитета общественной безопасности.

После этого все трое вернулись в «Красный колпак», где хозяин поспешно принялся разводить огонь, дабы гражданин агент мог согреть свои члены. Тем временем Андре-Луи и мэр предались более подробному ознакомлению с изъятыми документами, а Буассанкур, изображавший секретаря, делал записи, следуя указаниям гражданина агента.

Самым ценным трофеем оказалось послание Сен-Жюста, которое Тюилье неосмотрительно сохранил вопреки приписке в самом конце, призывавшей адресата незамедлительно уничтожить письмо. Оно было написано месяц назад и состояло из умышленно туманных выражений. Имя Торена там не упоминалось. Однако по прочтении этого письма в свете последующих событий невозможно было не усомниться в правомерности того обвинения, которое ему предъявили при аресте.

Если этот Панталоне, – писал Сен-Жюст, – не прекратит визжать, это может обернуться для меня серьезными неприятностями. Добродетель и целомудрие чрезвычайно популярны в последнее время, и я, естественно, выступаю в их защиту. Я сказал достаточно, чтобы тебе стала понятна щекотливость сложившегося положения. Выводы делай сам. Что-то необходимо предпринять. Не уверяй меня, что все можно уладить как-то иначе. Даже если я так поступлю, этот человек все равно может быть для меня опасен. Нужно гарантировать его молчание. Надеюсь, твоя изобретательность поможет тебе найти выход. При необходимости посоветуйся с Б. С. Ж. Вы оба можете рассчитывать на мою благодарность.