Виктор Вальд - Проклятие палача

Расчувствовавшись, Даут уже сделал, удаляясь, несколько шагов. Но вдруг резко повернулся и крикнул:

– Я прощаюсь, но не расстаюсь с тобой, большой человек в странных синих одеждах! А чтобы ты меня не скоро забыл, я буду напоминать о себе. Когда ступишь на землю Цимпе, загляни в мешочек!

Гудо только слегка улыбнулся. Он присоединил ночной подарок к тому золоту, что находилось в тайном кармане синего плаща и, не обернувшись, поспешил на галеру.

Теперь Гудо стоял на носу корабля и с нетерпением всматривался к приближающемуся с каждым взмахом весел невольников европейскому берегу. Уже скоро он ступит на пристань Цимпе, города сделавшего его рабом, откланяется Сулейману, что, по велению отца, готовит прием османского воинства в предстоящем походе, и тут же отправится в Константинополь. Но отдельно от Франческо и его людей. Теперь «господин в синих одеждах» намерен действовать только сам, опираясь на собственные силы, знания и опыт.

Хотя Даут и обещал помочь, но начальник тайной стражи османов и его обещания остались на азиатском берегу, о котором Гудо никогда не забудет. Да и дадут ли ему вскорости забыть?! Едва человек в синих одеждах ступил на борт корабля, над его палубой из уст в уста пронеслось: «Шайтан-бей, шайтан-бей, шайтан-бей!»

Даже паша галеры, высокий стройный молодой турок в богатых одеждах посчитал своим долгом поприветствовать того, кого сам Орхан-бей окрестил новым именем и обласкал дарами. Но Гудо не вымолвил ни единого слова, и обидевшийся турок только скрипнул зубами.

А вот и он, долгожданный берег. Крики, команды, суета и сутолока. На шатких от времени досках пристани уже собрались носильщики, старейшины, старшины и множество зевак в надежде повстречать знакомых и узнать новости с азиатской родины.

Сложив руки на мощной груди, Гудо так и остался лицом к вскипающему людскими трудами берегу. Он не повернулся и не пожелал увидеть то, как долго стоял у носа корабля Франческо, с надеждой устремив свой взгляд на «господина в синих одеждах». Уже на берегу, коротко поприветствовав людей отца из Константинополя, молодой генуэзец прощально взмахнул рукой Гудо, но тот так и не ответил. Вздохнув, Франческо уселся на поданного коня, и, опустив голову, удалился за стенами ближайших домов.

Только теперь Гудо медленно спустился на куршею галеры. Но он не ступил по ней и несколько шагов. Голос, глухой и печальный, произнес за его спиной:

– Нехорошо, когда друзья, пережившие вместе столько невзгод и опасностей, вот так прощаются. Даже руки не пожали…

Гудо в гневе обернулся. От его испепеляющего взгляда гребцы-невольники тут же опустили головы. Лишь одна голова не склонилась. Огромная голова в большом полотняном мешке с вырезами для глаз и рта.

«Господин в синих одеждах», изловчившись, поймал за ворот куртки мальчишку разносчика:

– Сними с этой головы мешок, – приблизив свое страшное лицо к оторопевшему турчонку, велел Гудо.

Мальчонка побледнел:

– Капитан-паша не велел. Лицо этого человека наводит печаль на господина, и он не может петь в усладу своему сердцу, когда желает его душа.

– Сними, – чуть скривил губы Гудо.

Мальчишка не посмел ослушаться самого Шайтан-бея и тут же, соскочив между банок гребцов, стащил с первого загребного мешок, укрывающий его лицо.

– Ах, – только и вымолвил «господин в синих одеждах».

– Да, это я, несчастный капитан Никос. Это мое лицо Минотавра не желает лицезреть турецкий паша и его утонченная душа.

– Как же так? – растерялся Гудо.

– Нас захватили уже через час, после того, как мое суденышко отплыло от Галлиполи, высадив вас. Теперь я несчастный раб вот на этой галере. А там дальше, по правому борту трое из моей бывшей команды. Вот так сложилась наша горькая судьба. Хотели порадовать семьи неожиданным заработком, а угодили в рабство.

– Проклятие палача. Оно всюду следует за мной и делает людей, помогающих мне, несчастными, – тихо прошептал Гудо. – Но так не должно быть, и так не будет.

– Кто посмел стащить мешок с лица этого урода! – гневно воскликнул приближающийся капитан-паша.

Гудо расправил грудь и, сдерживая нотки ярости в голосе, ответил:

– Это моя просьба, – не дав турку опомниться, «господин в синих одеждах» тут же громко заявил: – Я желаю купить этого раба и еще троих его товарищей.

Капитан-паша тут же расплылся в язвительной улыбке:

– Это дорогой товар. Даже для Шайтан-бея!

– Сколько? – сжав кулак правой руки, спросил Гудо.

Турок злорадно рассмеялся:

– Для достойного человека и брата-мусульманина я бы, пожалуй, уступил за тысячу дукат…

«Господин в синих одеждах» вздохнул. Вот как обернулось его нежелание удовлетворить попытку простого общения с этим молодым и холеным турком при отплытии галеры. Снабдив Франческо пятьюдесятью золотыми монетами и истратив почти столько же на сопутствующие товары и дорогу, Гудо не имел такой суммы. Да и выплатив ее, он оставался без гроша. А впереди была дальняя дорога со всеми ее непредсказуемыми расходами и неожиданностями.

Гудо оглянулся. На ужасной голове Минотавра вновь был мешок, который не позволял видеть то, что было сейчас на лице капитана Никоса.

– Я вернусь, – твердо произнес «господин в синих одеждах» и быстро спустился по доскам трапа на портовую пристань.

Едва Гудо ступил на доски пристани, от уха к уху всех присутствующих пробежал шепот: «Это он! Он, Шайтан-бей! Это знаменитый Шайтан-бей!».

Носильщики замерли, не ощущая тяжести переносимого груза. Старейшины и старшины склонили друг к другу головы. Воины и стражники приподнялись на носки, чтобы лучше рассмотреть человека, которого сам Орхан-бей назвал Шайтан-беем.

Но Гудо еще ниже надвинул свой капюшон и бегом спустился к кромке воды. Здесь среди ноздреватых от постоянной волны валунов, он поспешно вытащил кошель и пересчитал золото. Чудо не произошло. Оно явно не прибавилось, да и не под силу это даже Шайтан-бею – главе семейства нечистой силы. Вспомнив, Гудо вытащил и поспешно развязал бархатный мешочек, подарок ночного путешествия.

Но ни золота, ни серебра в нем не оказалось. Зато был большой золотой перстень с несколькими яркими камнями, да обвернутый красной шелковой лентой свиток дамасской бумаги.

Большой перстень разве что мог быть надет на мизинец Гудо. Да и не пристало простому человеку в простых одеждах носить на руке столь вызывающее украшение.

«Сколько этот перстень может стоить? – тут же задался мыслью «господин в синих одеждах». – Может, пятьдесят, а может сто дукатов? А если еще поторговаться с турком? Может, уступит?»

Но вспомнив надутое лицо капитан-паши сразу же после неучтивого поведения Шайтан-бея по отплытию, Гудо отрицательно закивал головой.