Виктор Вальд - Проклятие палача

Не веря своим глазам он тут же расправил космы волос и краем рукава отер лицо.

– Не может быть! О, Господи! Ты испытываешь меня? Патрик! Неужели это ты?

– Уверяю тебя незнакомец, ты ошибаешься. Этого молодого человека зовут Франческо Гаттилузио. Я знаю горестную историю его жизни.

Но Гудо, казалось, не слышал слов старого священника. Он гладил по голове едва живого человека и продолжал шептать:

– Патрик. Мой дорогой друг Патрик. Как же так… Что же это… Патрик…

Перед его мысленным взором стоял улыбающийся Патрик. Дорогой сердцу несостоявшийся помощник палача города Витинбурга.

Сколько прошло времени, Гудо не знал. Он смотрел на крохотные язычки пламени и видел большие голубые глаза Патрика, его улыбку на полноватых губах и в бесчисленный раз вспоминал слова того, кого сейчас называл дорогим другом.

«Воры говорят, что тот, кто обнялся с палачом, остался жить и не стал калекой, будет жить долго».

Тогда, после этих слов, Гудо, и сам не понимая почему, с сомнением покачал головой. Знал ли он, что бывший вор будет убит вором за предательство своего ремесла? Понимал ли, что ремесло вора губит своего хозяина чаще, чем наемника на войне? Подсказал ли ему бог, или что-то то, что внутри самого Гудо?

Но уже в первую встречу с несчастным Патриком, Гудо почувствовал – молодому вору долго не жить. И вина в этом, большей частью, лежит на нем – господине в синих одеждах, палаче, которого обходили даже уличные кошки и облетало черное воронье. Одичалая от одиночества душа Гудо потянулась к тому, чего ему всегда в тайне желалось – к настоящей мужской дружбе. Дальше большее – он почувствовал себя старшим братом. Ему было о ком думать и даже чуточку заботиться.

О эта судьба, жестокая судьба проклятого людьми и наказанного Господом! Насмехаясь, судьба вырвала из сердца немного тепла, что подарила дружба с Патриком, а Господь этого не пожелал заметить и пожалеть многократно кающегося Гудо. Всякий, сблизившийся с палачом Гудо, человек был обречен судьбой на страдания и даже смерть. Судьба, насмехаясь, сблизила палача и вора. Смеясь, она отобрала у палача друга. И теперь судьба еще раз криво усмехнулась. Используя волнующие воспоминания о прошлом, она предала неизвестному человеку черты лица дорогого друга, чтобы еще раз больно сжать сердце, растянуть душу и взбрызнуть горечью мозг.

Умирающий тихонько застонал. Гудо скорее машинально, чем от желания, тут же принялся его поить. Маленькими каплями, медленно и с пониманием.

– Спасибо тебе, добрый человек. А когда Франческо поправится, он сам тебя отблагодарит. Он славный молодой человек, но ему так много пришлось пережить. Ведь он поправится?

Гудо уже готов был произнести «Нет», но размягчившееся сердце, не желающее горя никому, произнесло:

– Если будет на то воля Господня.

Старик-священник тут же благодарно положил морщинистую ладонь на руку своего гостя и радостно сказал:

– Да, да! Так и будет. Господь не желает смерти этого молодого человека. Ему еще жить и жить. Ведь верно? Ведь так?

– Верно, – с натугой выдавил Гудо и вздрогнул.

Протяжный звук охотничьего рога застал его врасплох.

– Это Философ созывает свою сатанинскую рать. Тебя тоже звали?

– Да.

– Что же ступай. Но помни, это язычник. Его слова обман, а предлагаемая им пища – яд! И пусть хранит тебя Господь. Ведь ты добрый человек. Я это чувствую.

Гудо поднялся и остановился в нерешительности.

– Иди налево. Отсчитаешь у стены пять светильников, сверни направо. Иди на светильники, что образуют треугольник. А там уже услышишь и голоса. А еще тебе поможет сатанинский рог этого язычника. И еще…

– Слушаю тебя старик.

– Принеси немного хлеба. Это не мне.

– Хорошо, – кивнул головой Гудо.

Дороги в этом королевстве тьмы все же существовали. Они были так же просты, как направления в море, плыви куда желаешь, но и весьма опасны, плыви, пока не наскочишь на риф или отмель. Можно было просто бежать по ровному полу, но можно было угодить в яму или удариться ступней о выступ. В мрачной черноте это творение рук человеческих, казалось, не имеет берегов, но, то тут, то там вдруг поднимались и уходили вверх стены. Их невозможно было сразу узреть, и даже светильник в руке Гудо не мог предупредить заранее.

Но и в этом мире, как и в оживленном торговлей и рыбной ловлей море, человек создал себе помощников на случай, когда ночь застигнет корабль у неизвестных берегов. Крохотные язычки древних светильников, как маяки на побережье, указывали и путь и предостерегали от опасностей.

Гудо точно выполнил наставления старого священника, отчитывая светильники. Он также сразу сообразил, почему на полу мерцают огоньки, требующие остановиться, чтобы не угодить в расщелины и ямы. Пленник ада Марпеса даже потрогал такой светильник и убедился, что он накрепко закреплен теми, кто множество веков назад прокладывал дорожки в этом ином мире.

Раздался протяжный и необычайно звонкий в отражении стен звук охотничьего рога. Едва он умолк, Гудо услышал в нескольких шагах от себя голос:

– Мы ждем тебя. Иди за мной.

Тут же вспыхнул факел, облегчая и путь, и душу. Такой яркий огонь был роскошью в подземелье. Им явно дорожили. Оставалось лишь догадываться о том, как умело передвигались в темноте люди Философа. С одной стороны им отлично были известны знаки светильников, порой образующие сложные фигуры. С другой – было какое-то чувство, сродни летучим мышам, что позволяло ориентироваться и быстро перемещаться в любом направлении.

Так решил Гудо, когда из темноты возникали люди, невооруженные огнем, и там же растворялись.

Над тщательно отполированном веками столом Философа властвовали два факела в закрепленных на стене металлических подставках. Их подрагивающий свет отражался от столешницы и играл отблесками на глиняных мисках, горшках и кувшинах, в которых горками лежали лепешки, каша, сыр, морковь, сушеные фрукты, а также в горлышках чернело вино.

«Щедро для ада», – подумал Гудо и осмотрелся, пытаясь разглядеть всех участников пира. Но у стола сидел лишь Философ и хорошо знакомые Весельчак и Ральф. Всех остальных скрывала проклятая тьма.

– А это ты, господин Эй? Садись вон на тот камень. Ешь, пей вдоволь. Такое у нас случается. Но редко, очень редко. А вы ешьте, ешьте… – мягко сказал Философ, заметив, как воры отодвинули от себя миски. – Знаю: вкусить хлеб вору за одним столом с палачом – несмываемое пятно на чести вора. Но знаю, что есть и другое…

– Вор, обнявшийся с палачом и не ставший калекой, будет жить долго, – удивляясь сам себе, пробормотал Гудо.

– Есть такое, – примирительно откликнулся Весельчак.