Дарья Плещеева - Операция «Аврора»

Очевидно, список подозрительных персон прислали ночью «совята». И каждая из персон нуждалась в тщательной проверке. Причем не было никакой гарантии, что список — окончательный. Он мог разбухнуть раз в десять буквально за сутки…

Времени изучить послание у Дениса не оставалось — будильник показывал без четверти восемь, а до сыскной полиции от гостиницы примерно верста. Но Тверскую-то дворники чистят хорошо, и добежать можно в самом худшем случае за десять минут. Заодно и продышаться…

Ровно в восемь Давыдов вошел в кабинет Кошко.

Знаменитый сыщик выглядел превосходно: свеж, румян, роскошные усы подкручены, как у кавалерийского полковника.

— Доброе утро. Честь имею представиться: капитан Давыдов, — четко доложил Денис.

— Доброе утро, капитан, — приветливо улыбнулся Кошко. — А если по имени-отчеству?..

— Денис Николаевич.

— Садитесь, Денис Николаевич, обсудим ваше дело. Господин Максимов описал мне его в общих чертах. Стало быть, требуется дивизия моих хитрованцев?

— Дивизия не дивизия, а хоть бы взвод… — Давыдов выложил на стол список. — Это не окончательный. Боюсь, что он будет расти и расти.

— Давайте-ка посмотрим по нашим архивам, — оживился Кошко, — вдруг какая личность уже вызывала наш интерес. Тогда и зацепочки для вас найдутся.

Кошко взял список, пробежал взглядом и задумался.

— Где-то я эти фамилии уже встречал, чуть ли не в таком же порядке… Погодите, кажись, вспомнил!

В кабинете начальника московского сыска стояли застекленные шкафы с папками, Кошко извлек одну.

— Тут у меня всякие подозрительные курьезы. Кто их разберет, может, пригодятся, а может, и нет… Ага, нашел!

Он протянул Давыдову лист, исписанный твердым и разборчивым почерком, настоящим казенным почерком старого опытного канцеляриста.

— Это не по-русски, — удивился Денис.

— Я полагаю, по-английски, но фамилии-то русские.

Давыдов сличил списки.

— Вот этого господина у меня нет, и этого тоже нет, и этого… Откуда у вас сие английское творение, Аркадий Францевич?

— Прямиком из портмоне английского консула мистера Ходжсона.

И Кошко рассказал, как Хлопоня обворовал консула на вокзале.

— Я могу забрать у вас этот списочек? — спросил Давыдов.

— Да забирайте, мне-то он на что? А, кстати, свой вы уже изучили?

— Не успел, Аркадий Францевич, принесли, когда я уже собрался уходить.

— Тут, сдается мне, ваш бывший однокашник…

— Как это?!

И точно — в середине листа обнаружилось имя «Олег Гольдовский».

— Фамилия приметная, — сказал Кошко. — Вот поднатужусь и вспомню, откуда я знаю, что он учился в кадетском корпусе. У меня этих фамилий и прозвищ в голове, думаю, на государство размером со Швейцарию хватит. Та-ак… «Рудневка»!

Кошко сразу позвонил, вызвал служителя, написал записку в архив, и буквально через несколько минут Давыдов уже развязывал тесемки казенной картонной папки с делом о похищении в дорогом борделе преогромного золотого портсигара, служившего хранилищем для дюжины крупных бриллиантов.

— Туда, в эту «Рудневку», посетителей можно водить, как в музей, — рассказывал Кошко. — Я сам поехал из чистого и святого любопытства — столько ведь про нее слухов ходит! И привели меня в то самое место, где у сибирского купчины пропал портсигар, — в «Турецкую комнату». Я полагаю, купчина еще дешево отделался: перстень с солитером уцелел, галстучная булавка с другим солитером уцелела. Видно, за этим портсигаром как раз и охотились. А знаете ли, во что обходится час шалостей в «Турецкой комнате»?

— Рублей десять?..

— Пятнадцать! Но там — как в персидском гареме, — сплошь ковры да кальяны, девочки одеты одалисками. Да и что для сибиряка пятнадцать рублей? Он же не городовой. У меня вот городовой, видите ли, двадцать рублей в месяц получает… Так вот, ваш Гольдовский. Он там поблизости живет. Это бывший Соболев переулок, нынче — Большой Головин. Вот тоже ирония фортуны: название дали зачем-то в честь капитана Головина, ведавшего чуть ли не при государыне Екатерине Алексеевне Московской полицмейстерской канцелярией, она там где-то находилась. Извольте радоваться — полиция и бордель в дружном и трогательном соседстве. Вот, вот показания Гольдовского… Он, когда его ко мне привезли, сперва все хвост распускал, перечислял, с какими вельможами вместе в корпусе учился, да к кому сию минуту жаловаться полетит.

— Так он что, всерьез в это дело замешан? — удивился Давыдов.

— Подставили. Заманила его туда приятельница, он накалья-нился до сиреневых слонов и помутнения в желудке. Его вывели продышаться и выпроводили. А все знали, что финансы у Гольдовского поют романсы. Хоть он и служит присяжным поверенным в Московском городском суде, но служба у него не задалась. Тут ведь репутация нужна, ее годами зарабатывают или, скажем, ввязываются в безнадежный процесс и чуть ли не с виселицы обвиняемого снимают. Они, присяжные поверенные, смолоду должны быть тружениками, чтобы под старость лет все их знали и уважали.

— А Гольдовский?

— Может, образумится? — Кошко задумчиво покрутил ус. — Все мы смолоду колобродили… А у него ведь, у чудака, способности — пером владеет!.. Ну, это вы сами разберетесь. Что касается нашего ведомства, он тогда оказался первым подозреваемым — ничего не знает, ничего не видел, ничего не помнит, только орет, как резаный. Потратили мы на него время и чуть не упустили настоящего вора… Погодите, я вам сейчас агента Никишина велю позвать. Он в этом деле проявил себя не лучшим образом, был сослан караулить Николаевский вокзал, и на вашего однокашника страх как зол! Он охотно поможет собрать все необходимые сведения. Кое-что, не вошедшее в бумаги, Никишин помнит и с тамошними дворниками у него прекрасные отношения. Справится с заданием — заберу его с вокзала.

Пока Кошко посылал курьера за Никишиным, Денис изучал список, но мыслями был в кадетском корпусе, прямо видел перед глазами красавчика Гольдовского…

Олег был младше Давыдова на год, и его отчислили с четвертого курса за вольнодумство и дерзкое поведение. Денис сам был далеко не ангел, но начальство отлично видело разницу между мальчишеским озорством и тайной раздачей однокашникам бунтарских брошюрок. Честно говоря, когда Гольдовский покинул корпус, Давыдов вздохнул с облегчением: умный старый воспитатель растолковал ему, чем могла закончиться дружба с Олегом.

Кошко отдал список, чтобы ремингтонисты его перепечатали, распорядился принести в кабинет два стакана горячего чая и был готов развлекать Давыдова и дальше, но Денис заметил, что в коридоре на выставленных вдоль стены стульях собралась перед кабинетом целая очередь.

— Я бы мог подождать Никишина и в другом месте, — сказал он. — Что ж мне у вас время отнимать?