Лоуренс Шуновер - Блеск клинка

Ближайший хирург находился в монастыре и его никогда не приглашали в замок, если только человеку не было настолько плохо, что ему требовалась как духовная, так и медицинская помощь. Поэтому раны Пьера не прижигали. Его завернули в одеяла и уложили в чистую постель, предоставив ему дрожать от озноба, метаться в жарком бреду и выздоравливать, если у него достанет сил. Грубоватый солдат, который первым осмотрел Пьера и сказал, что он будет жить, признавал два основных метода лечения. Раны промывали водой с добавкой бренди и забинтовывали. Жар лечили голодом, вливая в рот пациента через короткие промежутки немного воды. К услугам хирурга-священника обращались редко, предпочитая обходиться без его помощи.

Когда Пьера устроили возможно удобнее и посадили рядом человека, который должен был исполнять желания пациента, если он их выскажет, и следить, чтобы он не улетучился через окно, Теодор отправился в покои графа. В присутствии отца суровость, которую заметил Пьер, исчезла с его лица.

— Милый отец, — сказал он, — я привез хорошие новости. Нам заплатили новыми французскими монетами за аренду нашего склада.

— А наша арендная плата внесена?

— До последнего пенни. И баланс оказался в нашу пользу.

— Я рад, сынок. Я всегда рад, когда наш убогий караван-сарай пуст. Ты вел себя прилично?

— Да, сэр. Лучше, чем обычно. Я расскажу вам позже.

— А люди вели себя прилично?

— Все, кроме Джона. Ему на глаза попался в городе серебряный ошейник странно одетого западного рыцаря и он стащил его.

— Какая глупость! Он убил этого человека?

— Нет, сэр. Он лишь слегка стукнул его по голове. Человек был крупный и сильный. Он заревел как буйвол и начал размахивать саблей, и мы все убежали. К счастью, в «Звезде Востока» произошла какая-то драка, и нам удалось скрыться.

— Надеюсь, ты наказал его.

— Ему пришлось всю дорогу до дома нести факел. Когда факел догорел, я заставил его продолжать путь пешком. Мы никого не убили, сэр. Наоборот, мы спасли жизнь человеку.

— Это лучшая новость, какую я когда-либо слышал из твоих уст. Надеюсь, что ты всегда будешь спасать людям жизнь, а не лишать их жизни. В моих размышлениях, Теодор, я часто приходил к мысли, что если бы сыновья учились на ошибках отцов, на земле с приходом новых поколений стало бы не хуже, чем в раю. Дай мне взглянуть на твое лицо, сынок.

Теодор наклонил голову к руке отца. Граф прикоснулся к его лицу и разгладил пальцами хмурые морщины, вдруг появившиеся на лбу юноши.

— Я знал, что тебе в голову придет эта грешная мысль, сынок. Не надо. Я запретил тебе думать о мести.

Теодор выпрямился и улыбнулся.

— Я подумал о человеке, которого мы спасли, милый отец. Он нагой и раненый, очевидно, его ограбили. Но он, по-видимому, имел при себе приличную сумму в новых французских монетах. Кроме того, у него был ценный старинный турецкий кинжал. Сейчас он очень болен и неразговорчив. Но я уверен, что это важная птица. Когда он поправится, он несомненно будет благодарен нам за гостеприимство.

— И предложит нам значительную сумму, чтобы освободиться от нашего гостеприимства. Я правильно тебя понял, Теодор?

— Конечно, отец.

— Для понтийского дворянина не бесчестно потребовать выкуп за богатого франка. Для франков несколько поколений назад мы были властителями Трапезунда, а имя Комнинов никто на свете еще не слышал. Ну, ладно. Веди себя с ним любезно, но препятствуй его возвращению, пока он не захочет щедро расплатиться.

— Я был уверен, что вы одобрите это, сэр.

— Естественно, я одобряю.

Первые два дня Пьер спал неспокойным сном; его мучили кошмары отчаянных схваток, в которых он неизменно терпел поражение — на «Леди», в «Звезде Востока» и на безлюдной трапезундской тропе, протоптанной мулами. В действительности в комнату время от времени заглядывали реальные люди, полные желания узнать, выживет он или умрет, но их голоса доносились до него, как звучание хора из пещеры на огромной горе. Однажды ему показалось, что он слышит нежный шепот Шейдаз, предупреждающей его, что он не один и должен быть начеку.

Было темно, когда он проснулся вечером второго дня, голодный, мучимый жаждой и трезвый. Вооруженный человек дремал на шатком табурете, облокотившись на роскошный персидский гобелен на стене. Он услышал, что Пьер шевельнулся, и сразу же прибавил света в большой латунной лампе, напоминающей светильники в шатрах могущественных арабских шейхов в пустыне. Человек протянул Пьеру серебряный бокал с водой. Пьер приподнялся в постели, взял бокал и выпил его до дна. «Еще», — сказал он, и человек наполнил бокал из кувшина и снова подал ему.

— Я хочу есть, — сказал Пьер, но человек покачал головой. Пьер подумал, что тот его не понимает. — Я хочу есть, повторил он на латинском, французском, итальянском и английском языках, исчерпав свои немалые лингвистические познания.

— Вам лучше поголодать немного, — отозвался человек по-турецки. — Так вы скорее поправитесь.

— Я чувствую себя достаточно хорошо, — возразил Пьер. — Невозможно существовать на одной воде.

— Извините, сэр. Я выполняю приказ, и вам полагается только вода. Разумеется, воды я могу вам дать сколько угодно. Более того, если вы даже не попросите, я должен влить вам в рот достаточное количество воды. Таков полученный мною приказ.

— Кто дал тебе этот глупый приказ?

— Это вас не касается, сэр. Поспите еще, — и он убавил огонь в лампе и вернулся на свой табурет. Пьер осмотрелся в маленькой комнате, напоминающей келью. В ней было высокое окно. Стол и стулья невероятно бедные, старые и видавшие виды. Но его одеяла были мягче, чем где бы то ни было, на стенах висели исключительно богатые гобелены, а лампа явно представляла большую редкость и ценность. Все мелкое и подвижное было восточным и дорогим, а все крупное и постоянное — серым и заурядным. Этот контраст поразил его, но он был слишком голоден, чтобы долго раздумывать об этом. «Черт возьми!» — выругался он на хорошем французском языке и снова лег, повинуясь приказу человека и стараясь забыть о голоде. Его стражник-нянька сонно открыл глаза и подумал, что нужно сообщить сэру Теодору о хорошем поведении франка.

Он спал весь следующий день, а вечером сэр Теодор навестил его. Когда он вошел, Пьер уже проснулся. Молодой человек пододвинул табурет, пощупал лоб Пьера, проверяя, есть ли у него жар, и сказал:

— Я рад, что вам значительно лучше, сэр Питер. Вероятно, завтра вы сможете встать. Один из моих людей — почти доктор. Вчера, когда вы спали, он снял повязку с вашей раны. Она не глубокая и почти затянулась. Он сказал, что вы поправитесь.

— Я очень рад, сэр.

— Я тоже рад, хотя и по другой причине. Меня зовут Теодор, я сын графа Филельфуса Месембрийского. Как ваша рука, сэр Питер?