Иван Дроздов - Горячая верста

— Без специальной подготовки и вдруг — прораб! — неосторожно заметил Егор.

Инспектор взяла у него из рук карточку, укоризненно пояснила:

— Она в институте училась, на заочном. Видите, пункт девятый.

Помолчав, добавила: — У нас половина строителей учится. А из молодых так, пожалуй, каждый.

В конце листа Егор прочитал: «Приказом Министерства переведена на строительство Братского нефтехимического комплекса».

Егор доставал из картотеки листы, бегло их просматривал, но Аленки ни в одном не значилось. А когда наконец увидел в заглавной графе: «Елена», сердце екнуло: «Она!» Но нет, Елене Васильевне Гордиенко было за тридцать лет. И должность у нее называлась сложно: «Маркшейдер». Егор впервые встретил такое слово, спрашивать у инспектора не стал — не хотел обнаруживать своего невежества. Гордиенко недолго пробыла на стройке стана–поехала в Донецк переводом в трест «Шахтопроходка».

— Видно, хороший специалист, — примирительно заметил Егор. Однако и это замечание не понравилось инспектору. Недовольным голосом она сказала:

— Плохих специалистов на нашей стройке нет.

Познакомился Егор с четырьмя Аленками; две из них были совсем юными, как и он, и судьба у обеих Аленок начиналась одинаково: с рожденьем стана пробуждалось в них сознание и собственной силы.

Лена Завьялова. В графе «профессия» значилось: верхолаз–электросварщица. Егор встретил это имя и задумался. Нет, это не та Аленка, но она тоже работала пол облаками, она тоже замечательно смелая и прекрасная Аленка! Вспомнил, как ещё до армии весенними ночами, над стройкой стана вспыхивали огни электросварки. Казалось, они загорались в небе, среди звезд, и оттого сами были похожи на звезды Не однажды видел, как в лучах прожекторов, на высоте тридцати — сорока метров, сваривает фермы верхолаз. Любовался человеком, живущим в облаках, и не знал, что это, может, не парень вяжет в поднебесной высоте кружева из металла, — это Аленка Завьялова, вчерашняя школьница зажигает в небе горячие звезды».

Очередная Аленка значилась на последнем листе по учету кадров. Судьба этой Лены — Елены Федоровны Рощиной — Егора забеспокоила. Она работала бетонщицей. Биография её обрывалась на середине страницы.

— С большими черными глазами, — сказал инспектор, не подозревая, как забилось при этих словах сердце Егора, — В синенькой косынке ходила. Кажется, про нее говорили: дочь генерала.

— А сейчас где она?

Женщина взяла из рук Егора лист, стукнула по нему пальцем:

— Не отмечено!.. Значит… самовольно ушла или… Но нет! Погибнуть не могла. Болтовня все это. Если бы ЧП такое, комиссия была бы. А так нет — враки! Управляющий трестом на собрании опровергал. Сама слышала. Да вы бригадира бетонщиков можете отыскать. Василий Антонович Куртынин — на пенсию он вышел. Он всех бетонщиков знает. И трубу, почитай, изначала выкладывал.

Пока Егор записывал адрес Куртынина, женщина присовокупила:

— Запил Василий Антонович Жена от него ушла, так он и запил.

Егор выходил из конторы вечером, когда по аллеям завода и по всем улицам города горели неоновые фонари. Василий Антонович вышел к нему в разбитых шлепанцах, в рубашке, расстегнутой на всю грудь. Под глазами у него выделялись отечные мешки, редкие волосенки были спутаны и торчали над морщинистым облысевшим лбом.

— Аленка Рощина! Да как же мне её не помнить, мил человек! Она, можно сказать, первая бетонщица была на стройке. Даром, что отец у нее дважды Герой, да ещё и генерал! Бывало, приедет на стройку, а мундир генеральский жаром горит! А она, Аленка, сущий дьявол на работе была. На самую что ни на есть верхотуру лезет. Бес–не девка! Даром, что маленькая!..

— Маленькая! Аленка–то?..

— Росту ей господь не дал. Коротышка она — ну, чистый подросток!.. Генерал–то, значит, её домой тянет, — продолжал бригадир, — а она знай свое: построю, говорит, самый большой в мире стан, а потом в Москву приеду, за учебу сяду. Но, а затем, как это всегда бывает, прихватила её любовь к строительному делу, прикрутила. Под конец–то стройки приходит ко мне Аленка и говорит: «Пишите мне, Василий Антонович, характеристику, на Кислую Губу поеду». — «На какую ещё там Кислую Губу?» — сказал я ей строго. «А есть такая, отвечает, под Мурманском. Там необычную электростанцию строят — приливную. Нигде в мире нет приливной станции. Первая будет!» И потом ещё говорит мне: «Я буду строить все самое большое и необыкновенное». — «А что тебе отец скажет?» — говорю я Аленке. «А я уже взрослая, Василий Антонович. Вполне самостоятельный человек!» Ну, я понятное дело, дал ей характеристику. А она, добрая душа, не забыла: вот видите, письмецо прислала.

Василий Антонович достал с этажерки конвертик, подал Егору. Егор развернул тетрадный листок, прочел: «Милый, дорогой наш Василий Антонович! Пишу вам, как родному человеку — так я к вам привыкла и вас полюбила. Где–то теперь наши девочки?.. Валя, Женя, Рита?.. Где Андрей Костров, Семён Аникушин?.. Разлетелись мы все, разъехались. И все–таки дальше меня, наверное, никто не залетел. Я живу теперь у самого Белого моря. Морозы тут сорокаградусные, воздух не шелохнется. А станция действительно интересная! — другой такой нет пока на свете. Мы сейчас строим машинный зал. Строим наплаву, потом морем отбуксируем здание к заранее подготовленному подводному основанию. Ужас, как интересно!..

Зимой объем работ сократится, и многих из нас на зимнее время пошлют в Костромские леса за Волгу. Там, по слухам, тоже сооружается что–то необыкновенное. Я, конечно же, поеду.

А ещё, Василий Антонович, могу вам доложить: поступила я на заочное отделение Строительного института. Буду, как вы — бригадиром!»

Егор дочитал письмо и поднял глаза на старого бригадира. Василий Антонович сидел у окна в печальной думе. На иссеченном ветром морщинистом лице глубоко залегли морщины. Он знал письмо Аленки наизусть и мысленно прочитывал его вместе с Егором. И каждый раз, когда он читал письмо Аленки, он вспоминал людей, подобных Аленке, что прошли вместе с ним по жизни, и знал, что никогда он их не увидит и не придет уже больше на строительную площадку…

Егор сделал вид, что не заметил волненья старика. Нашлась Аленка — жива–здорова она, и не было на стройке беды, не погибла в трубе девушка–бетонщица. Но кто придумал легенду о погибшей девушке? Пустой бесшабашный человек?.. Но, может, с добрым умыслом родилась она в прихотливом уме человека?.. Пусть, мол, слава об Аленке летит по белу свету!.. Пусть она передается из уст в уста, напоминая о людях, сооружавших стан, о девушке–бетонщице, поставившей на земле, может быть, самую высокую в мире трубу.

Еще час назад Егор не думал серьезно о поездке на стройку. Мелькнула мысль, но тут же отлетела, не задержалась в сердце. Теперь же, узнав о её делах, почувствовав душу романтическую, он потянулся к ней. «А и вправду! — засветилась искрой дерзкая мысль. — Подальше от Насти, от «Молота»!.. Завтра же поеду!..»