Иван Дроздов - Похищение столицы

Аркадий узнал, что племянник Трофимыча несколько лет жил в Америке, и все время порывался завести разговор: как там и почему он в Штатах не закрепился. Аркадий относился к тому роду людей, которые Америку считают раем земным и готовы были всех в этом убеждать. Расправившись с клубникой, он через весь стол обратился к Олегу:

— Вы, надо полагать, поправили там свои денежные дела, но, как мне сказал Трофимыч, вернулись на Родину навсегда?

— Да, я больше из России никуда не поеду. Там, вдалеке от Родины, меня тоска заедает.

— О! Это мне странно слышать: быть в Америке и еще тосковать по ком–то.

— Я ни по ком–то тосковал, а по Родине.

— А если не секрет, вы там где работали?

— На военной базе в космической лаборатории.

— О! Секретная лаборатория! Это, наверное, большие деньги. Можно себе представить!

— Да уж, платили мне хорошо. И все–таки, считал дни до того момента, когда самолет поднимет меня в воздух и я полечу на Родину. И вот я здесь, среди вас. И очень этому рад.

— А эта машина, что стоит у гаража — она ваша?

— Да, я только сегодня ее купил.

— А скажите мне, если уж зашел такой интересный разговор, — продолжал Аркадий, — там все наши русские люди зарабатывают так хорошо?

— Русских людей я там почти не видел; туда едут от нас одни евреи. Они получают Толстовскую стипендию да какие–то пособия из фондов помощи эмигрантам, но, как мне рассказывали два приятеля, этих денег им хватает на нищенское пропитание. Многие из них потом устраиваются, но большинство, как и я, тоскуют по России и хотели бы снова сюда вернуться.

— Но позвольте! — воскликнул Халиф. — Не надо меня считать слишком любопытным, но можно мне сказать…

— Аркадий! — прикрикнула Регина. — Это переходит всякие рамки!..

Олег попытался его защитить, но тут лежащий перед ним на столе сотовый телефон затрещал точно кузнечик. Он извинился и вышел на веранду. Звонил Старрок:

— Не хочу знать, где вы, как устроились — вы сказали, не надо это никому знать, я и не желаю знать. Вы только скажите: не нужно ли вам чего? Когда будет нужно, вы мне позвоните. У меня была майор Катя и был человек из министерства. Мы дали майору свои счета. И если у вас будет возможность и появится охота…

— Я свои обещания помню. А помощи от вас мне пока не нужно. Если она потребуется, я вам позвоню.

Олег сунул телефон в карман, но как раз в этот момент он снова затрещал. Говорил Артур:

— Вас там дедушка мой не обижает? Ну, ладно. Скажите ему, что я сегодня не приеду. У нас тут ночью операция, и мы освободимся только к утру. Привет от майора. До встречи.

Олег ладонью послал в гнездо антенну, задумался. Он ждал звонка от Катерины, но, видимо, она поручила говорить с ним Артуру. Дремавшее до этой минуты смутное желание видеть ее вдруг прояснилось и стало осознанной потребностью. Он понял, что интересно ему только с ней, он ее ждет, он хочет ее видеть, говорить с ней и даже советоваться по самым сокровенным своим проблемам. Подумалось: «А вдруг она потеряет к нему интерес и не станет приезжать на дачу к Трофимычу?..» Он еще несколько часов назад был совершенно уверен в том, что она, как и Старрок, как и все, кто знал его силу и возможности, будет стремиться к нему, и даже надоест, утомит своим назойливым присутствием, но сейчас вдруг понял, что этого–то как раз он от нее и не дождется.

Потухший и невеселый вернулся к столу. И эту перемену в его настроении заметили зорко наблюдавшие за ним женщины. Татьяна хотела заговорить с ним, но ее опередил Аркадий:

— Америка — наш завтрашний день. Пройдет десять–двадцать лет, и у нас будет автомобилей больше, чем людей, мы будем есть только гамбургеры и пить кока–колу, развлекаться в дискотеках, слушать только тяжелый рок, читать авантюрные книги. Женщины перестанут рожать. Людей будут выводить в пробирках.

Олег с интересом выслушал эту тираду и в ответ только кивнул головой: дескать, ничего вы нового не сказали. Молчал и Трофимыч. Он имел обыкновение не опровергать явные глупости. Пусть его оппонент помолчит и сам подумает над своими словами. Но Халифу неожиданно возразила Таня:

— Я тут среди вас представляю молодежь и могу сказать, что мы бы такой жизни не хотели.

— Хотите вы или не хотите, — возвысил голос Халиф, — такая жизнь настанет.

Ему резко возразила Регина:

— Да, настанет, если мы и дальше будем отдавать власть таким, как ты. Твои собратья уже сейчас сотворили у нас черт–те что. Но я надеюсь, вас скоро погонят из Кремля.

Халиф завизжал:

— Вас, нас! Что ты все тычешь мне в нос моими собратьями? Хрущев, Брежнев не были моими собратьями, а такую нам жизнь устроили, что мы все побежали. И посиди они в Кремле еще с десяток лет, все мозги бы из России вытекли.

— У вас–то мозги! — взъярилась на него Регина. — Да катились бы вы подальше со своими мозгами! Слушать тебя тошно!

— Ну, если тошно — могу и уйти!

Халиф поднялся и весь красный от волнения направился к раскрытой двери.

— Ты стала невозможной! — обратился к жене с порога. — У тебя нет денег, а я виноват. Постеснялась бы чужого чело- века.

Спустился по ступенькам, но присел на лавочку у стены веранды, посидел минут десять и снова вернулся к столу. Со словами: «Буду я еще обращать на тебя внимание!» опустился на стул. Пододвинул к себе блюдо с ветчиной, купленной Олегом, стал перекладывать ее в свою тарелку. Видимо, эта–то ветчина и примирила его так быстро с супругой.

После обеда гости разошлись, и Олег остался наедине с Трофимычем. Гость хотел идти к себе в комнату, но хозяин пригласил его наверх в кабинет. Здесь Трофимыч сказал:

— Я просил вас купить продуктов примерно на сто рублей, а вы затратили во много раз больше. Хотел бы рассказать вам о наших материальных возможностях и о нашем образе жизни. До недавнего времени мы тут с Артуром жили на мою пенсию, то есть на восемьсот рублей. Этой суммы едва хватало на уплату коммунальных услуг, и мы питались дарами нашего огорода, то есть картошкой, капустой, луком и морковкой. Недавно Артур устроился на работу в милицию, сколько он там будет получать — не знаю, но он человек молодой и у него много своих потребностей. Так что я по–прежнему рассчитываю на свою пенсию и на свой погреб. Не знаю, сколько вы намереваетесь у нас жить, — я не возражаю, живите сколько угодно, — но не хотел бы чувствовать себя иждивенцем. А потому вот вам мое предложение: у нас два холодильника, один из них я отведу для вас, и вы, если захотите, можете питаться отдельно. Это обстоятельство не будет меня смущать, и я по–прежнему буду чувствовать себя комфортно. Вы же тоже будете от меня свободны и можете по–своему налаживать свой быт и питание. Вот это все, что я вам хотел сказать. Вы меня, старика, простите, но я во всем люблю ясность и справедливость. Это все тем более необходимо сделать, что у меня частенько бывают гости, они хорошо знают мой быт и многого от меня не ждут.