Иван Дроздов - Похищение столицы

— И никакой он не грузин, наш полковник Автандил. Самый обыкновенный чечен. Он все время меня чеченами пугает. Говорит, что их в Москве скоро миллион будет и они из Кремля выметут всякую нечисть. Магазин, что под самый Кремль подкопан, они уже захватили, и банки какие–то важные им мэр столицы отдал, теперь за Кремлем очередь. Вот он, Автандил, тогда нам и покажет.

Катя говорила тихо, как о самом обыкновенном, а Старрок таращил на нее глаза, и в них кроме недоумения отражался еще и животный страх. Генерал давно подозревал, что Автандил метит на его место, но чтобы его претензии были так серьезны, он только сейчас понял. Понял он также и то, что Автандил все знает о хакере и примет меры для подчинения его своим интересам. А вот как этому противодействовать, генерал еще не знал.

— Так с кем же ты будешь работать? — спросил он прямо.

— Я же вам сказала! — проговорила раздраженно. — У меня кроме вас не будет начальников.

— Мне такой ответ нравится. К полковнику вы можете не заходить, а если зайдете, то лишь для того, чтобы ему сказать: больше вы в отряде «Эдельвейс» не работаете. Вы получили сверхсекретное задание и будете подчиняться… другим начальникам. И больше ничего не говорите.

Генерал вздохнул облегченно, а Катерина в душе радовалась: она окончательно закрепила за собой генерала и возвела непреодолимый барьер между ним и полковником Автандилом, которого она уже с трудом переносила.

Машина въезжала во двор милиции.

Автандил сидел за своим столом и равнодушно встретил появление Екатерины. Не сразу поднялся он и стал в своей «сталинской» манере ходить по кабинету. Не спеша набивал трубку и затем долго ее раскуривал. Повязку с головы снял, но было видно, что ушиб его беспокоил. Заговорил он мирно и ласково, как с родным человеком:

— Они думают, я ничего не знаю, но мои люди везде, и в милиции, и в Кремле тоже.

Катя сидела в кресле возле стола. Автандил продолжал:

— Тебя укроют секретом, будут от меня прятать, но ты умница и хорошо знаешь, кто твой друг, а кто враг. Полковник Автандил был тебе отцом и останется им все время, пока мы будем жить. Люди гор умеют ненавидеть врага, но они же и умеют ценить друзей.

Полковник на этом слове приостановился и поднял над головой дымящуюся трубку: так будто бы делал Сталин, когда он беседовал с маршалами или министрами. И Катя знала: это был тот самый знак, который говорил, что Автандил вошел в роль и сейчас последует поток его красноречия. И чем дольше он будет говорить, тем его речь и жесты, и сама манера ступать мягкими подошвами тупоносых туфель по ковру будут больше напоминать великого вождя народов.

Он говорил:

— Вас закроют, прихлопнут железной плитой и спрячут от Автандила, но у вас есть маленький телефон. Вы знаете мой номер и всегда найдете время позвонить тому, кто вас любит и бережет от врагов. Вот мой банковский счет: сейчас на нем мало денег, но надеюсь, будет больше. И тогда я возьму вас на белый корабль и мы поплывем вокруг света.

Он подал Катерине визитную карточку, на которой значился его счет.

— Деньги — это наша жизнь и безопасность. Вас, как святой дух гор, будет хранить Автандил и все его друзья.

Катя вдруг поднялась, приняла стойку смирно и по–военному проговорила:

— Товарищ полковник! Я благодарю вас за совместную работу и за отеческое ко мне отношение. Русские люди тоже умеют ценить друзей. И если у меня случится хоть малейшая возможность, я пополню ваши запасы и позвоню вам. У вас тоже есть номер моего телефона, и я буду всегда рада слышать ваш голос.

Полковник взял обе ее руки, долго целовал их, а Екатерина поцеловала его в щеку. Она в эту минуту была искренней. Полковник действительно хорошо к ней относился, помог ей купить квартиру и всячески ее оберегал. В плане человеческом он был лучше Старрока, и сейчас она от души его благодарила.

Расстались они друзьями.

Был поздний вечер, когда Екатерина подъезжала к своему дому. Тут ее с нетерпением ждала мама.

Прежде чем приступить к работе, Олег поднялся к Трофимычу и повел с ним откровенный разговор.

— Мы купили квартиру в Сергиевом Посаде, и сейчас я думаю, где нам устроить основную базу: здесь, у вас на даче, или на квартире? Я боюсь, как бы мы не нарушили вашу привычную тихую жизнь, которая так нужна для творчества.

Трофимыч ответил просто:

— А мы давайте попробуем. Если вы окажетесь слишком шумными, я вам скажу: «Ребята, работайте на своей квартире, а ко мне приезжайте на отдых».

Вышел из–за стола, прошелся по ковру:

— Но вообще–то мне надоела могильная тишина, которая воцарилась на моей даче после смерти жены. Дочь живет в Москве и редко меня навещает, а я все один да один. И только Артур скрашивает мое одиночество. И еще вам скажу: шум мне не мешает. Я даже люблю, когда во время моей работы звучит музыка. Разумеется, хорошая: Чайковский, Глинка, Бетховен. Так что — живите и работайте. Вы ведь не будете стучать молотками и клепать железные листы.

Они помолчали. Олег не уходил, он чувствовал, что хозяин еще что–то хочет спросить. И Трофимыч спросил:

— Если не секрет: почему это вы раньше носили другое имя?

— А-а… Это объясняется просто. Я в Америке работал на военной базе, и меня не отпускали. При помощи двух приятелей я достал паспорт на другое имя и тайком улетел оттуда. Тут некоторое время я тоже хотел пожить под чужим именем, но не удалось. Понадобились деньги, и я послал за ними в банк адвоката. Пришлось раскрыть свою родную фамилию.

— Все понятно. Ну, пожалуйста, живите и трудитесь на здоровье.

В тот же день Олег развернул кипучую деятельность. Начал с того, что позвал Катерину и показал ей мини–телефон: плоский квадратик, с одной стороны — женские часы, с другой — нечто похожее на украшение. Хотел бы разыграть Катю, но он берег время. Рассказал, что это такое и как им пользоваться. Когда Катя узнала, что этот аппарат может еще и подслушивать телефонные разговоры и записывать их на пленку, она спросила:

— Американские шпионы имеют такую машинку?

— Нет, не имеют. Ее и никто в мире не имеет. Это мое изобретение, и оно еще не запатентовано.

— Его и не надо патентовать, — сказала решительно Катя.

— Почему?

— У нас разлажена служба безопасности. На ключевых постах сидят люди, которых прежде называли агентами влияния. Уж не хотите ли вы им вручить свой аппаратик? Мне еще в школе говорили: ты националистка. Поначалу меня такой ярлык обескураживал, но потом я в каком–то журнале прочла цитату из американской энциклопедии; там националистами называют людей, любящих свою нацию. И с тех пор я открыто стала называть себя националисткой. Я даже Старроку и Автандилу говорю прямо: я — националистка! Мне Старрок однажды сказал: «Это нехорошо — быть националисткой». А я ему в ответ: «А вы, евреи, разве не националисты?.. У нас в думу поналезли евреи, — их там, пожалуй, семьдесят процентов будет, а у вас в кнессете сидит хоть один русский?..»