Иван Дроздов - Похищение столицы

— Послушай, послушай! — перебил его Роман. — Ты говоришь так, как моя тетя Циля, которая живет в Одессе. Мне кто–то говорил, что ты еврей. Теперь я вижу, что это правда.

— Во–первых, ты меня не видишь, а слышишь. Во–вторых, я не еврей, а еврейка моя мама, а папа имеет такую национальность, что и сам не может сказать. Он у меня как Ельцин: физиономия русская, а душой тоже еврей. В России много таких. Вон Жириновский: мать у него русская, а отец юрист. А?.. Хорошенькое дело — юрист. Но разве есть такая национальность? Вот и такой у меня папеле. Иногда говорит, что он русский, и ругает маму жидовкой, а в другой раз задумается и мне скажет: если бы я знал, что я такое есть. И мне советует называть себя русским, потому, говорит, что русский это значит никакой. Русских отучили от своей национальности, и они как овцы: бредут, не зная куда, ищут какую–то свою Родину. А скорее всего, ничего не ищут. Им сунут в рот кусок хлеба, и они довольны. Пустой народец, эти русские! Их никто не любит, а они любят всех. Например, Гуся. Гусь сдирает с них шкуру, а они его любят. Ну, скажи: у вас в Израиле так можно?

Олег долго еще говорил в таком же духе, и знал, что для Романа его речь звучит райской музыкой. И Роман, чуть не рыдая от восторга, проговорил:

— Олег! Хорошо, что ты приехал. Держи свои деньги только у меня. Я тебя так люблю! И еще, пожалуйста, знай: чтобы все было тихо и все тебя любили так же, как и я, давай деньги на мой личный счет. Гешефт не бывает без денег. Он тогда никакой не гешефт. Гусь жадный и не давал чиновникам деньги. Они сделали проверку, подняли гвалт, а потом вылез откуда–то прокурор — и сунули его в Бутырку. Гусь имел там телевизор, ему жарили картошку и подавали рыбу фиш. Подавали в окошечко, как и всем зэкам, но все–таки подавали. Он сидел два дня и учился у соседа делать фальшивые деньги. Но фальшивые деньги я слышу на нюх, и как ты их ко мне принесешь? А потом, зачем фальшивые, когда есть настоящие. Надо только знать, где они лежат и как их взять. Вот ты знаешь. И никто не знает, как ты это знаешь. Одно известно: ты делал деньги в Америке, а туда комиссию не пошлешь. Но, может быть, ты мне скажешь, как это они там такие глупые и дают постороннему человеку такие деньги? Ну, ладно, ладно — не говори. И никому не говори. У нас тоже есть мастера делать деньги. Вот хотя бы и Гусь. Он сделал деньги из воздуха. Ты не веришь, а я тебе говорю — из воздуха. Радиоволны и всякие телевизионные сигналы летают по воздуху. Он их поймал, и они делают ему деньги. Один только канал НТВ дает в день триста реклам. Триста! — ты меня слышишь? А за каждую рекламу отвали ему десять тысяч долларов. Река денег! Нет, целое море! Ты тоже поймал какие–нибудь сигналы?.. Ну, ладно, извини, не стану спрашивать. Придет время, и ты сам расскажешь. А пока не забывай отстегивать хорошие суммы на мой счет. Не будь жадный, как Гусь. При Советах он получал сто шестьдесят в месяц и, говорят, не был такой жадный и не так задирал нос. Так вот… его сунули на два дня, но могли и на десять лет. Сказали же с экрана, что он — мошенник! Я бы не хотел иметь такой рейтинг. Другое дело маршал Жуков, когда он полководец и победил Берлин, а если ты мошенник, то это уже ой–ей! Не надо!

Олег знал, что если Роман разговорится, его надо остановить. И Каратаев сказал:

— Роман! Поговорим в другой раз. Сейчас у меня мало времени. Помогай моему человеку. Он будет приходить к тебе, и ты заводи его в кабинет и там оформляй дела. В расчетных залах бывают люди, они смотрят и затем нападают.

— У нас таких людей не пускает охрана. Но — все равно: буду рассчитывать твоего человека в кабинете. До встречи. Я немного поваляюсь и выйду на службу.

Позвонила дежурная по подъезду:

— К вам Екатерина и с ней трое мужчин.

— Пропустите их.

Екатерина вошла в комнату и по–хозяйски остановилась посредине. Она была в серой юбке, черном жакете, гладко причесана и вид имела важный и строгий. Вьющимися струйками по вискам спадали пряди волос. Каратаев смотрел на нее завороженно и с нескрываемым восхищением. Было в ней что–то от старинных аристократических женщин, очень влиятельных в обществе, — от тех, которых романисты называли светскими львицами. И заговорила она строго, почти командирским тоном:

— Вы так быстро укатили… Мы вас чуть не потеряли.

— А, может, я и хотел, чтобы вы меня потеряли.

— Вы жестокий бесчувственный человек! Вы же знаете, что я за вас отвечаю головой.

— Это что — выговор?

— Не совсем выговор, а нечто в этом роде.

И тогда Олег, оторвав, наконец, от нее взгляд, пропел:

— Переменим с тобой деревенскую жизнь на роскошную жизнь городскую.

И заискивающим тоном:

— Как я понял, мне дарована свобода передвижений.

— Вы верно поняли свои права, но и я хорошо знаю свои обязанности: хранить в неприкосновенности вашу головушку, которая по какой–то таинственной случайности может что–то изобретать. Однако довольно препирательств, покажите свою квартиру.

Олег провел ее по всем комнатам, вывел на балкон, показал примечательные здания и, между прочим, заметил:

— Судьбе угодно было поселить меня рядом с институтом Америки — рассадником американского духа, кухней, где заваривались самые главные диверсии против Российской империи. Я бы очень хотел проникнуть во все многочисленные кабинеты этого гнусного муравейника и пошуровать там железной метлой.

Говоря это, он думал о лептонной пушке, которую будет здесь изобретать. Он уже решил выполнять две задачи: перекачивать в русские карманы деньги, украденные у России, и попутно искать пути подхода к созданию лептонной пушки. Большие надежды возлагал на встречу с профессором Мешалкиным, и еще хотел бы связаться с Васей с Кергелена, который, по слухам, находился в Ираке в гостях у Саддама Хусейна. Чутье ему подсказывало: он должен близко сойтись с Мешалкиным, потом с Васей, а еще он хотел бы побыстрее встретиться с мальчиком Ваней, который обнаруживал большие способности в компьютерном деле.

Екатерина сказала:

— Надо прибрать квартиру.

— Приглашу женщину.

— Не надо женщин! Посторонний глаз нам ни к чему. Мы сейчас сами возьмемся за дело.

Пошла в ванную, нашла там тряпки, таз и призвала на помощь мужиков. Все засучили рукава и в течение часа мыли, терли, убирали. Квартира преобразилась. Откомандировали Артура за продуктами, а сами стали обсуждать предстоящие им дела.

Катя слушала. Говорил Олег:

— Я вас плохо знаю, но вы русские люди, а русским я верю. Мне иногда удается вернуть какую–то часть украденных у России денег, но я не Гусинский: копить деньги не собираюсь. Он сидит на мешках золота и дрожит. Это люди больные, и я не стану им подражать. Вас прошу об одном: думайте о том, как с наибольшей пользой помещать деньги. У меня один проект есть: поддержать российские заводы, производящие электронику. Есть советники, которым я верю. Они помогут мне найти русских директоров и деятелей разного ранга. Только русскому я буду доверять. Среди вас есть адвокат, есть бухгалтер и есть милицейский майор — на вас я и надеюсь.