Иван Дроздов - Славянский котел

Драгана посмотрела на Бориса. Минуты две ехали молча. Но потом она вновь заговорила:

— Это вас пришлось вылавливать крючьями, точно сома, и тащить сюда насильно, а наш с вами учитель умный, он приехал добровольно. И всё было бы хорошо, он даже хотел тут жениться, — жена–то у него умерла давно, — но случилась эта авария. «Облако» вырвалось из рук и шарахнуло по всем сотрудникам. Я в это время была на материке, Бог меня уберёг. Теперь вот я вам всё должна рассказать. Сегодня–то уж будем отдыхать, а завтра с утра начнём разбирать бумаги.

— Я уж кое–что посмотрел, вспомнил наши искания там, в Москве. И скажу вам откровенно: я опасаюсь продолжать наш прежний проект. «Облако подавления» может попасть в чужие руки.

Драгана посмотрела на него серьёзно и сказала:

— Ну, а это вот для меня большая новость. Такое настроение — плохой помощник в работе. От него надо избавляться. Если можно, расскажите подробно: что вас смущает?

И Простаков отвечал:

— «Облако» Арсения Петровича — оружие массового поражения, и хотя оно не лишает человека жизни, но подавляет его энергию, ввергает в состояние болезни, а этого я для людей не желаю. Одно дело поражать волю врага, но ведь «Облако» действует и на всех других людей. Сегодня оно в наших руках, а завтра им завладел враг и применил против наших соотечественников.

— Вы всё это говорите серьёзно?

— Вполне серьёзно.

— А как же ваши учёные работали над атомным оружием? Как ваш Королев изобретал ракеты?..

— Тогда бы и я изобретал. Тогда у нас был Сталин, была система власти, охранявшая секреты. Сейчас такой власти нет. Что бы я ни изобрёл, всё попадёт в руки врагов моего народа. А я не хочу рыть могилу для наших с вами родных славян.

— Ну, ладно. Мы подъезжаем к Белому дому. Мы сейчас расстанемся, я буду думать над всем, что вы сказали. До свидания.

Простилась сухо и не провожала взглядом вышедшего из машины Бориса, не помахала ему ручкой, как она обычно делала.

Драгана ничего не сказала на предложение встретившей её служанки поужинать или выпить чаю, а прошла к себе в спальню на втором этаже, переоделась в халат и вышла на балкон, где в летнее время у неё стояла кровать и она спала на открытом воздухе. В этих южных широтах, где находился остров, климат был мягкий и тепло держалось с ранней весны и до глубокой осени. Девушка, занимавшаяся с детства гимнастикой, игравшая в волейбол и теннис, любила природу и перед тем, как заснуть, смотрела на звёзды, провожала взглядом плывущие куда–то облака, слушала несмолкаемый в любую погоду шум моря. И только с наступлением холодов приказывала заносить постель в комнату, но и в такое время дверь на балкон оставалась открытой и рокот волн прибрежных был её привычной колыбельной песней; океан продолжал рассказывать ей нескончаемые сказки о своей загадочной и никому не понятной жизни.

Как и все девушки, особенно уже в возрасте, Драгана любила предаваться мечтаниям, порой очень смелым и самым неожиданным. С появлением на острове русского учёного она после каждой встречи находила в нём всё больше привлекательности и тех самых качеств, из которых складывался образ человека, достойного её любви. Как–то так вышло, но она до сих пор ещё не встретила своего идеала. И вдруг он появился, да ещё необыкновенно талантливый. Но вот он распахнул перед ней душу, и она поняла: нет, и его не полюбит, и не полюбит по той причине, что он вдруг, в одну минуту, предстал перед ней как человек рядовой, ординарный, и никакой не гений, каким обрисовал его Арсений Петрович. Он, конечно же, ничего не знает, ничего не может, и её надежды на его одарённость и какую–то сверхталантливость рухнули в одну минуту, а с ними исчез и тот романтический ореол, которым она мысленно окружала своего избранника. Он рядовой, такой же как все, а рядового она полюбить не может, — не может уважать его, восхищаться им. В какие–то там нравственные мотивы она не верила. Учёные всех стран ищут оружие, способное уничтожить как можно больше людей и как можно скорее. А если не иметь такого оружия — значит, иди в рабство, заранее сдавайся в плен врагу, которому ты не нужен и который, скорее всего, тебя уничтожит.

Интересно устроена природа человека, особенно женщины, и уж совершенно особенно — девушки. Всего лишь полчаса назад её душа, открытая всем ветрам океана, ликовала, она была счастлива, полна неизъяснимой сладкой надежды; сидела за рулём автомобиля, но ей чудилось, что она парит в небесах и над головой у неё плывут куда–то розовые облака. Душа пела, смеялась и готова была обнять весь мир, но тут вдруг её гость из России, источник её нового крылатого настроения, объект закипавшей в её сердце любви, вдруг сказал две–три фразы, и все оборвалось, всё упало куда–то, и мир потускнел и стал обыкновенным, и сидевший рядом пассажир, собеседник уж не манил её взора, и даже голос его показался мрачным и бесцветным. Надежда, подобно чайке, взмахнула крылом и растворилась в рокоте волн. К ней вернулось недавнее состояние, когда ни впереди, ни сзади не было ничего такого, что бы могло воспламенить её любовь.

Надежду нелегко обрести, но ещё труднее её терять.

Драгана, жившая в неге и роскоши, имевшая к своим услугам всё возможное и невозможное, любимица отца — губернатора штата, и деда, знаменитого в Америке богача, приятеля последних трёх–четырёх президентов, юная славянка, поражавшая всех своей белокурой, синеглазой красотой, баловень природы и судьбы, в эту минуту вдруг оказалось, что и она подвержена всем чувствам обыкновенного человека, и про неё можно сказать словами известного фильма: «Богатые тоже плачут».

Она долго не могла заснуть. И вот что странно: вечно дышащий океан, шумящий и гремящий своим исполинским существом, обыкновенно завораживал её слух, заглушал все мысли и даже тревоги, теперь он словно бы примолк; Драгана не слышала его, не ощущала валившего с его стороны влажного солоноватого воздуха; она ворочалась с боку на бок и от досады, от какого–то неистребимого нетерпения не могла заснуть. Однако всё проходит. К рассвету приутихли и тревоги сердца. Девушка забылась.

Борис же, войдя в дом и направившись к себе в спальню, услышал за спиной шаги. Обернулся: за ним идёт Ной. Сказал:

— Вы ко мне?

— Да, я иду тоже на второй этаж, мне надо с вами говорить.

Простаков пожал плечами: его всё время удивляла бесцеремонность врача, и он пытался умерить его рвение, но тот был неколебим. Ной выполнял инструкции и ни на шаг от них не отступал.

Балкон был открыт, и океан, точно живое существо, встретил Бориса весёлым шумом катящихся волн и криком каких–то больших, серых и неизвестных Простакову птиц. Они словно встревожились появлению в спальне человека и со свистом гигантских летучих мышей носились вблизи балкона.