Сара Фокс - Бриллиант

— Как хорошо ты выглядишь, Алиса.

Я покраснела, хорошо зная о том, какими пухлыми стали мои щеки, с тех пор как мы виделись в последний раз.

— Куда ты хотела бы пойти? — спросил он. — Или, возможно, ты предпочла бы где-нибудь спокойно посидеть. Я знаю в Итоне кафе-кондитерскую…

— Нет. Я хочу погулять, сегодня такой прекрасный день, к тому же так мы сможем спокойно поговорить.

Конечно, существовало много такого, о чем я должна была его спросить.

Улыбаясь, он взял меня за руку и проводил к широким гранитным ступеням на широкий шумный мост, связывавший Виндзор с Итоном. Мы быстро прошли по нему, сторонясь торговцев, несших тяжелые корзины с инструментами, а также спорящих фермеров, удерживавших своих таких же склочных собак и путавшихся овец; маленького стада рогатого скота; грохочущей телеги, от которой во все стороны летел навоз, пыль и грязь. Скоро, невредимые, мы свернули в другую сторону, оставили позади гостиницы, несколько маленьких лачуг и лодочных сараев, и вышли на открытое пространство, широко и свободно тянувшееся вдоль берегов. Исхоженная тропа вела через высокие травы и затем переходила в петляющую тропинку, где, защищенные деревьями, ежевикой и кустарником, покрытыми новыми почками, мы шли в тишине, наконец оказавшись около серого кремнистого сводчатого входа в своего рода открытый лодочный сарай. Здесь изящные гибкие молодые деревья стелились по мрачно отражавшей воде, а наше каменное убежище покрывали шишковатые искривленные стволы деревьев. Плотнорастущий плющ полз внутрь, его побеги покрывали влажную разрушавшуюся кладку. Мы были хорошо скрыты от посторонних глаз. Не говоря ни слова, Чарльз обнял меня и начал порывисто целовать, прижимая спиной к каменной стене и запустив руки в мои спутанные волосы. Привлекая его еще ближе, я с удовольствием поддалась этим желанным объятиям, но не до конца… Меня угнетала мысль, что Чарльз был в некотором роде вовлечен в игры Тилсбери. Я оттолкнула его, пытаясь освободиться, а затем отвернулась.

— Извини… я слишком поторопился. Я не должен был думать… прошло столько времени. — Он попробовал нарушить тяжелую тишину, повисшую между нами.

— Нет, дело не в этом. Я только… — я не знала, с чего лучше начать. — Я боюсь, что ты не совсем тот, кем кажешься, что ты мне не настоящий друг…

— Твой друг? Но почему, ведь это так и, я надеюсь, даже больше! Алиса, я не писал, пока отсутствовал, потому что реакция твоей матери, когда я встретил ее, возвращаясь из вашего дома ночью после бала, была более чем понятна. Я надеялся, что следующим утром ты получишь мое письмо, в котором я объяснял причину своего внезапного отъезда, и даже если бы оно было перехвачено, я не сомневался в том, что твоя мать обрадуется моему отъезду и передаст эту новость. В противном случае Нэнси узнала бы обо всем достаточно скоро, и, конечно, она бы сообщила. Но когда я виделся с ней на этой неделе и попросил передать это письмо, у меня не было никаких гарантий. Ты знаешь, Нэнси почти не умеет читать и писать. Пытаться послать письмо через нее было бы слишком опасно. Оно легко могло попасть в чужие руки. Но теперь, когда я снова в Виндзоре, у меня нет никакого желания быть отвергнутым когда-либо снова так, как сейчас…

— Мне грустно думать, что моя мать может не принять эту дружбу, хотя, признаю, что я заметила напряжение между вами на Рождество.

— О Алиса, — вздохнул он, — с чего я могу начать? Дела обстоят хуже, чем ты можешь себе представить. Позволь просто сказать, что твоя мать против того, чтобы ты общалась с кем-то… столь неподходящим, как я. Простым слугой, человеком определенно не того круга, который, по ее мнению, подходит ее дочери…

— Но я надеюсь, что моя мать не будет контролировать меня всю жизнь! Я знаю, что она планирует увезти меня в Нью-Йорк вместе с Тилсбери, хотя никогда не спрашивала меня и не интересовалась моими чувствами…

— Ты знаешь об этом? — он выглядел встревоженным, а я была в свою очередь удивлена его осведомленностью.

— Но не из ее уст… Моя мать говорит мне очень мало в последнее время. Но у меня есть глаза и уши, и о некоторых вещах я могу догадаться сама.

— Ты говоришь загадками. Ты должна сказать мне все, что знаешь.

Это было рискованно.

Какие были доказательства, что я могу доверять Чарльзу? Однако если он был их шпионом, то я уже выдала себя, рассказав про Нью-Йорк. Если бы я продолжала хранить молчание, я могла окончательно потерять свободу. Поэтому я решила рискнуть и в нескольких словах поведала о том, как прочитала письмо Тилсбери и видела его маскарадный костюм, обнаружила рога, спрятанные под кроватью в Глочестере. Я опустила только то, что видела бриллиант и свои странные видения, которые казались мне слишком сумбурными и личными, чтобы о них говорить, и, если честно, я опасалась, что он примет меня за сумасшедшую. Разве мог нормальный человек поверить в существование призраков?

— Это очень серьезно, Алиса, — Чарльз выглядел удрученным и встревоженным. — Тебе было бы лучше ничего не знать, тогда и вред, который тебе могут причинить, был бы меньше, — он вздохнул, глядя мне прямо в глаза. — Твоя мать втянута в опасное дело. Не только она. Мы все.

Он придвинулся ближе, взяв меня за руки, прижал их к своим губам. Но все же я по-прежнему чувствовала себя неуверенно.

— Чарльз, скажи мне, что ты знаешь, каково твое участие во всем этом… Я слышала, как они упоминали твое имя… Я знаю, что ты как-то вовлечен в их коварные замыслы.

Все еще держа мои руки, он привлек меня к маленькому выступу в стене, попросив сесть рядом, и сказал:

— Когда ты узнаешь обо всем, что я сделал, ты, возможно, начнешь презирать меня. Да и как я могу винить тебя в этом? Но сначала я должен рассказать тебе о событиях, которые случились много лет назад, о том, как Грэгори Тилсбери вошел в мою жизнь — в мою и жизнь моей сестры. Ты должна знать все факты, прежде чем примешь окончательное решение о том, есть ли у нас какое-либо общее будущее.

Резко наклонившись вперед, он обхватил голову руками и некоторое время молчал. Затем устало поднял лицо и начал рассказывать эту историю.

— Когда нам с Нэнси было семь или восемь лет — мы никогда точно не знали наш возраст — мы осиротели. Я плохо помню, что было до того, только то, что мы жили в глухой деревне, и Шарлотта, наша мать, была часто пьяна, постоянно разглагольствовала и кричала. Она всегда говорила нам, что ее брат, угрожая убить ее и ее возлюбленного, если она не вернется с ним в родительский дом, вынудил бросить нашего отца. А поскольку мать была к тому времени уже беременна, чтобы спасти отца, ей пришлось уйти вместе с братом.

Узнав о ее состоянии, он также бросил Шарлотту и оставил ее, отвергнутую семьей и сельскими жителями по причине ее аморального поведения, без единого пенни гнить в богом забытом месте. И в мире не оказалось ни единой души, которая могла бы помочь ей заботиться о ее двойном позоре, поскольку она родила не одного ребенка, а близнецов — Нэнси и меня.