Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]

— Жаль, что твой папа не увидел, какою ты стала, он погиб на бескрайних просторах России, — с чувством отозвался родственник. Видно было, что он специально назвал место гибели отца. Но девушка даже бровью не дрогнула. — Я не знаю, одобрил бы он твой поступок, или нет, но то, что мой кузен желал тебе добра — вне сомнения. Знай, мы всегда придем тебе на помощь.

— Я в этом не сомневаюсь, ведь мы одна семья, — пряча повлажневшие глаза, отозвалась всадница. Дав себя обнять и перекрестить, пришпорила дончака, крикнула. — Я буду за вас молиться. За всех.

Если бы она знала, что видится со своим родным дядей в последний раз, что по прошествии всего нескольких недель на него и на его семью обрушится настоящее несчастье ввиде идущей по их следам банды разбойников, она не стала бы прощаться с ним так прохладно, а раритет предпочла бы забрать с собой в Россию. В этой стране ему было бы надежнее перележать смутное время в дубовых сундуках. Но случится так, что бандиты убьют мэра небольшого французского городка господина Месмезона и ограбят его поместье дочиста. Цепь же с медальоном превратится в очередную призрачную драгоценность, которая станет будоражить воображение людей и они начнут пытаться найти ее, как ищут другое столетиями. Бывает, что искомое находится, но чаще, как в случае с сокровищами ацтеков, оно покрывается зыбучими песками непрерывно надвигающихся друг на друга веков. И тогда из призрачного оно превращается в легенду.

В роще, в которой девушка оставила возлюбленного, не оказалось никого. Сбросив на землю мешки с приданным, она несколько раз объехала вокруг березового островка, но никаких следов не обнаружила. Чувство отчаяния начало заполнять грудь, она не знала, что делать дальше, вдруг поняла, что без любимого человека сама ничего из себя не представляет. Соскочив с лошади у черного пятачка оставшейся от костра золы, она упала на траву и закрыла голову руками, из глаз побежали злые слезы. Было досадно, что послушала дядю и надумала заночевать, ведь он мог совершить сделку без нее. Он знал все и вся, а она лишь поставила подпись под документом купли–продажи, хотя особой роли это не играло — ведь они были родственниками. Было обидно, что Дарган не дождался, значит, он не верил в ее любовь. А может, действительно согласился встать под благословение лишь потому, что хотел избежать сурового наказания? Вопросы затолпились в голове, мешая найти разумный выход. В конце концов, она укрылась накидкой и провалилась в тревожное забытье.

Девушка очнулась от того, что кто–то ломал сухие сучья, приподняв край накидки, выглянула наружу. Вокруг было темно, лишь позади потрескивал огонь костра, возле которого чернел силуэт человека. Она присмотрелась, разглядела лохматую папаху, широкие рукава черкески, чуть поодаль щипал траву освещенный всполохами строевой конь. Вытерев лицо краем платка, она вскочила, бросилась сзади на сидящего, тиская его как тряпичную куклу.

— О, Д, Арган, о, мон шер… — девушка обцеловывала пропитанную соленым потом шею, старалась губами достать до шершавых губ возлюбленного. — Экскюзи муа, мон херос…

— Тихо, тихо, у меня рана еще не зажила, — как умел отбивался Дарган. Он тоже едва сдерживал просившиеся наружу чувства. — Я весь городок успел обнюхать, думал, патрули забрали тебя в комендатуру…

— Мон рой… мон Д, Арган…

— А когда возле дворца выследил дончака, да прождал под стенами до самого утра, решил, что ты, Софьюшка, больше не вернешься. Уж больно хорош был на тебе наряд, прямо царский…

Девушка не слушала его, она продолжала упорно добираться до его твердых губ.

— Сколько верст успел проскакать… — уступая ее настойчивости, наконец завернул он к ней лицо. — Давно б на границе были…

Звезды усеяли небо крупными блестками, которые сверкали сквозь ветви деревьев маленькими светлячками, где–то рядом стрекотали цикады, опрокинувшаяся на спину девушка продолжала обрывать губы партнера тягучими поцелуями и ничего ей на этой земле больше не было нужно.

Кони мягко касались копытами присыпанной пылью проселочной дороги, в стороне остался освещенный на площадях кострами и факелами в руках конных патрулей городок Обревиль, впереди простерлась бесконечная тьма, подсвеченная проеденным ночью до арбузной корки месяцем. Два всадника врезались во мглу, протыкали ее насквозь и растворялись в ней словно призраки, решившие устроить бешенные скачки вдали от человеческого жилья. Отдохнувшие за день и часть ночи лошади лишь екали селезенками, каждая несла на спине мешок с приданным девушки. Так решил ее возлюбленный. И продолжался бы размеренный бег до очередной зари, если бы на пути не выросла преграда ввиде моста через едва различимую речку. Дарган натянул поводья, свернул с дороги в поле, ни слова не говоря, передал конец уздечки всаднице, сам бесшумно заторопился к переправе, возле начала которой еще издали заметил пламя небольшого костра. Он подобрался так близко, что рассмотрел сидящих вокруг огня троих мужчин, услышал их голоса. По виду, это были разбойники с заросшими щеками, в рваных зипунах, с кривыми саблями, поставленными между ног. Они говорили на французском языке, то и дело энергично взмахивая руками. Лицо одного показалось знакомым, кажется, он вертелся на оставленном пару дней назад постоялом дворе. Еще тогда Дарган решил, что этот человек лихой, он то и дело терся возле двери в их комнату, но особого значения не придал ввиду спрессованности событий и быстрого отъезда из гостинницы. И вот новая встреча. Дарган пытался вслушаться в иноземную речь, различить хотя бы одно знакомое слово. Это оказалось невозможным.

Он уже решил возвратиться к лошадям, чтобы объехать опасное место стороной, когда вдруг сзади донеслось громкое фырканье. Кони или почуяли воду и потянулись к ней, или один из них наткнулся губами на колючку. Сидящие у костра насторожились, худощавый опрокинул на огонь котелок с водой, все вокруг погрузилось во тьму. Теперь путь к оступлению являлся единственным выходом из положения, но было уже поздно. Фырканье повторилось еще раз, будто кто–то решил пощекотать лошадь в носу. Почти рядом послышалось шуршание травы, тихонько позвякивая по камням концом ножен, мимо прополз худощавый разбойник, он упорно двигался туда, откуда пришел Дарган. Допустить, чтобы он застал спутницу врасплох, было нельзя, как стало невозможным уйти незамеченными. Казак надавил на повязку на предплечье, проверяя, хорошо ли поджила рана и не помешает ли боль в неподходящий момент. В том месте ощущался лишь легкий зуд. Спустя мгновение он настиг члена шайки, беззвучно воткнул ему кинжал между лопатками. Затем вернулся к костру, притаился, выжидая удобный момент для броска на сидящих у него. Двое оставшихся бандитов готовили ружья для стрельбы. И снова ржание заставило Даргана вздрогнуть и одновременно удивленно прислушаться. Он наизусть изучил повадки кабардинца с дончаком, мог за версту опознать их по голосу, но в этот раз ржание принадлежало лошади незнакомой. Или разбойники забыли присматривать за своими животными и те приблизились к девушке, или, пока Дарган отсутствовал, к их коням приблудилась кобыла. Cкорее всего, в таком же духе подумали противники, с той лишь разницей, что не взяли в рассчет подскакавших чужаков. Расплывчатая тень поднялась во весь рост и басовито крикнула: